Разумеется, Вальтер мог бы заявить, что это не его отпечатки, но тогда ему пришлось бы отвечать за не менее тяжкое преступление: присвоение чужого наследства. И уж конечно, распроститься с капиталами, ради которых он столько выстрадал.

– Чистосердечно признаюсь, – заявил он с улыбкой. – Сейфы вскрыл я!

Из сейфов ничего не было похищено, что сочли смягчающим обстоятельством, и за «мировой рекорд» Пенкрофта Вальтер получил всего полгода, плюс три месяца за неуважительное обращение с надгробиями, на которых тоже обнаружились его отпечатки.

Пенкрофт проделал то, что волею судьбы должен был бы сделать Вальтер. Но если уж Вальтеру не довелось самому исправить содеянное им зло, то он, по крайней мере, по-мужски расплатился за услуги Пенкрофта и отсидел вместо него положенный срок.

А Пенкрофт своим чередом прибыл в Нью-Йорк, где на вокзале его встретили два детектива и доставили в участок. Капитан Стоуренс, придя в себя и кое-как освободясь от пут, истолковал инцидент как пьяную выходку Вальтера, которая не должна остаться безнаказанной. Филиппонский страж порядка тотчас же известил полицию Нью-Йорка о случившемся, присовокупив сообщение о давней дуэли, в результате которой Паоло был убит. Смертельный исход – это вам не шутка, пусть поплатится негодяй, если столь недостойным образом «отблагодарил» власти города за прощальный банкет в его честь.

– Вы убили на дуэли инженера Паоло? – вопросил начальник участка, когда преступник предстал перед ним.

– Нет.

– Какой смысл отрицать очевидное? Перед нами протокол, дуэльный пистолет, результаты расследования… Все улики налицо!

– Не признаю себя виновным!

– Тем самым вы лишь усугубляете свою вину. Ладно, будь по-вашему! Возьмите у него отпечатки пальцев!

Двенадцать лет назад капитан Стоуренс первым делом зафиксировал следы пальцев с пистолета, валявшегося на месте поединка. Оставалось только сопоставить их с отпечатками пальцев задержанного.

Полчаса спустя Пенкрофт, беззаботно насвистывая, шагал по Бродвею, а капитан Стоуренс вскоре получил из Нью-Йорка официальную бумагу, смысл которой сводился к тому, что нечего, мол, попусту беспокоить высокое начальство и совать свой нос в дело, которого в действительности и не существует. Этак недолго и схлопотать по носу.

Ох уж эти начальственные шуточки! «Схлопотать по носу»… А чем, по-вашему, капитан занимается? Правильно! Прикладывает к носу холодные примочки, поскольку Пенкрофт врезал ему от души, и опухоль по-прежнему не спадала.

В полном недоумении Стоуренс читал и перечитывал послание, всякий раз открывая в нем новые обидные для себя детали. Подумать только: присланные им отпечатки даже отдаленно не похожи на «пальчики» Вальтера! После столь наплевательского отношения к серьезной науке дактилоскопии сам собой напрашивается вопрос: чем занимаются коллеги на периферии, беспардонно расходуя государственные средства?

Нью-йоркский эксперт проанализировал возмутительный эксцесс с невероятным тщанием и даже с наслаждением, не поленившись изложить свои соображения на двух страницах. По его мнению, дактилоскопия существует не для того, чтобы капитан полиции – не какой-то там уличный постовой, дежурный у входа или начинающий детектив с испытательным сроком, а именно капитан, – транскрибируем по буквам: к-а-п-и-т-а-н, – от которого мы вправе ожидать профессионального подхода к делу, не удосужась сличить отпечатки, шлет донесение в Нью-Йорк (где специалисты – представьте себе! – не сидят сложа руки), требуя не помощи в сборе данных, не расследования, а ни много ни мало ареста! Как будто полицейскому со стажем не известно, что в нашей стране арест безо всяких на то оснований грозит серьезными последствиями типа возмещения ущерба, нанесенного безвинно пострадавшему человеку, отставки или досрочной отправки на пенсию проштрафившихся сотрудников полиции! Мы, конечно, понимаем, что Филиппон – это вам не какой-нибудь заштатный городишко, а мегаполис, где полицейские в броневиках днем и ночью отбиваются от матерых гангстеров, и при такой занятости начальнику местной полиции некогда вникать в процессуальные тонкости. Довожу до сведения капитана Стоуренса или Стоурценса (подпись на донесении из Филиппона неразборчива), что экземпляр данного ответа сдан мною на хранение в архив (надеюсь, когда-нибудь этот сюжет использует писатель-комедиограф), а также извещаю, что вашему донесению дан ход. Мощнейший в Штатах аппарат охраны общественного порядка провел расследование и установил (что и вашему участку было бы под силу): дактилоскопические данные ошибочны. Если у вас возникнут претензии к аппаратуре, я охотно выступлю инициатором обновления наших технических средств с соответствующими поправками в статье бюджета. Со своей стороны обращаюсь к полицейским корифеям Филиппона с нижайшей просьбой: не подкидывать нам лишней работенки, учитывая, что Нью-Йорк второй по величине город в мире и у нас своих дел выше крыши.

Стоуренс макнул распухший нос в стакан с водой, однако в голове от этого не прояснилось. Ведь на бумаге, где Вальтер брал вину за убийство Паоло на себя, фигурировали те же самые отпечатки, что и на пистолете.

Где уж было простодушному капитану Стоуренсу проникнуть в глубинную суть явлений! Две человеческие судьбы пересеклись на разводной стрелке и со скоростью курьерского поезда помчались дальше, каждая своим путем. А невезение, до сих пор упорно преследовавшее одного из персонажей, сбившись со следа, понеслось по другой колее, даже не подозревая, что обозналось.

Теперь что Вальтер ни делай, все у него шло наперекосяк. Пенкрофт же мог вытворять что угодно, и все ему сходило с рук. Капитан снова окунул нос в воду, твердо решив про себя больше не совать его ни во что другое.

Согласитесь, решение весьма мудрое!

На том и нашей истории конец.

Вернее, какой там конец! Теперь вернемся к началу: такая уж это диковинная история.

Удача – что синяя птица: увидел – хватай за хвост и держи крепче. Исполнение немыслимых желаний – вот что такое удача. Человек, способный логически вычислить благоприятный поворот при заведомо проигрышной ситуации, – везунчик. Конечно, для этого необходимо уметь считать. Невезучий тоже ведь может заявить, что дважды два – четыре, но… каждому известно, что это не факт.

Банни навещала в тюрьме Бенджамина Вальтера так часто, как только могла. Правда, за Вальтером теперь уже окончательно закрепилась фамилия Пенкрофт. Эта славная, добрая женщина лишь однажды пришла в смущение, когда дружески расположенный к ней тюремщик поинтересовался: отчего в их краях так вольно обращаются с языком, называя Теобальда Беном?

Что тут ответишь? Бедняжка Банни пролепетала нечто невразумительное про дядю Бена, к которому племянник был очень привязан в детстве, так что в честь дядюшки его самого стали звать Беном.

Арестанту от этого вышли одни неприятности. Как-то раз, после того, как он сунул надзирателю чаевые, тот, желая услужить, предложил: