Красные даже не стреляли по пяти всадникам, идущим к ним шагом. Они были так уверены в неприступности своей позиции, что подумали о парламентерах. Они вышли толпой из окопов навстречу всадникам. Ведь ничего угрожающего в них не было. Ни выстрела.

Все, и белые и красные, с напряжением следили за пятью, которые, все шагом, поднимались на курган. Это дало возможность сотне спуститься к самой реке и гуськом, по берегу, под обрывом подойти к самому кургану. Никто на нее не обратил внимания.

Все замерли в ожидании. У нас орудия направлены и заряжены. Полк развернут к атаке. А пятеро все поднимаются не спеша. Вот осталось между ними и толпой красных несколько десятков шагов. Они еще подходят. Потом они выхватывают шашки и врезаются в толпу. Крики, отдаленный шум, выстрелы. Обе батареи дали залп из всех орудий и покрыли курган беглым огнем. Курган покрылся разрывами. Справа на курган скакала уже сотня, поблескивая на солнце шашками. Полк шел туда же наметом. А мы стреляли без удержу. Мы прекратили огонь, только когда курган покрылся всадниками – нашими. Все произошло в несколько минут. Красные пулеметы, так хорошо установленные, не успели открыть огня. Красная батарея с той стороны реки послала нам, без настойчивости, несколько снарядов и смолкла. Наши тотчас же заняли мост и город.

Красные были частью порублены, погибли от нашего огня, но громадное большинство сдалось.

Нашли изуродованные тела пяти. Двое еще были живы. Один открыл глаза и прошептал:

– А все же… взяли.

И тут же умер. Другой, с двенадцатью ранами, выжил. Казаки живучи. Патронов набрали столько, что посылать за ними в Славянск не стали.

Старуха

В Изюме не было ни продовольствия, ни фуража. Нас поместили в чистенький дом мастера завода. Семья состояла из мастера, его жены и полувыжившей из ума старухи, не покидавшей своего кресла.

Я откупорил бутылку водки. Закуска была самая скудная. Помню, что пили под звон колоколов и под кусок сахара.

Я налил всей семье хозяев и стал наливать старухе.

Нет, нет, – сказал хозяин. – Это может ей повредить. Знаете, в том состоянии, в котором она находится, уже все равно. Главное, чтобы это доставило ей удовольствие.

– В общем вы правы, дайте ей стаканчик.

Старуха не поняла наших слов, но отлично поняла значение рюмки. Она ее опрокинула и протянула мне, требуя еще. Мы засмеялись.

– Она вовсе не слабоумная, она знает, что хорошо.

Наши офицеры ушли куда-то, мастер пошел на завод взглянуть, что там делается, жена его ушла на рынок. Я остался со старухой и мы продолжали выпивать. Я наклонился, чтобы наполнить ее стаканчик, и был удивлен, что она его не хватает. Я поднял глаза и попятился в ужасе. Старая ведьма с растрепанными волосами вперилась в меня горящими глазами и шла на меня, вытянув свои костлявые когти, со страшной улыбкой на лице. Как в кошмаре.

Я так испугался, что почувствовал, как волосы зашевелились. Я бросил бутылку и гаркнул:

– Ты с ума сошла! Пошла прочь!

Это не имело никакого эффекта. Она с большим проворством стала гоняться за мной вокруг стола, иногда внезапно меняя направление. Я был так испуган, что схватил револьвер, но и он на нее не подействовал. А стрелять, хотя бы вверх, я все же не решился. Сказали бы: офицер напился и стрелял в старуху. Так мы крутились вокруг стола, наконец мне удалось выскочить на двор, старуха за мной по пятам. На дворе лестница была прислонена к крыше сарая. С обезьяньей ловкостью я взобрался на крышу, сбросил лестницу и уселся на перегиб крыши. Уф! Спасен. Вот чертовка!

Старуха внизу во дворе что-то напевала, пританцовывала и манила меня своим крючковатым пальцем. Среди двора была круглая клумба цветов.

– Что вы делаете на крыше с револьвером в руке?

Поручик Арсеньев спрашивал меня со стороны улицы. Я очень сконфузился, спрятал револьвер в кобуру и объяснил обстановку.

– Ха-ха-ха. Офицер, который испугался старой женщины и влез на крышу! Ха-ха-ха. Ведь никто этому не поверит.

– Если вы так храбры, как говорите, то войдите во двор. Вход находится за углом.

Арсеньев выпятил грудь и очень решительно вошел во двор. Но старуха тотчас же за ним погналась – и вот мой герой удирает от нее вокруг клумбы. Я же, на крыше, чувствуя себя в безопасности, смеялся навзрыд. Наконец Арсеньеву удалось вырваться в калитку, и он ушел, ругая меня и старуху на чем свет стоит и преследуемый моим хохотом.

К счастью, мастер вскоре вернулся. При его виде старуха сразу присмирела. Он ее запер и помог мне слезть с крыши. Я взял свои вещи и ушел на другую квартиру.

Патрули

Я был назначен с тремя солдатами патрулировать на окраине города в расположении батареи. Соседние полки выслали тоже патрули, и моя задача состояла в том, чтобы ходить от одного казачьего патруля до другого.

Это было крайне опасно, потому что казаки, вдрызг пьяные, принимали нас каждый раз за красных и готовы были открыть огонь. Стоило немалого труда уговорить их, что мы батарейцы. Убедившись же в своей ошибке, казаки непременно хотели поить нас теплой водкой, что тоже было крайне неприятно.

Водка холодная, с закуской – вещь божественная, а теплая и не вовремя – отвратительна. Но поди убеди пьяных в этом! Когда наконец кончилось мое патрулирование, то у меня было чувство избегнутой смертельной опасности от своих же пьяных.

Покинули мы Изюм без сожаления. Дура из-за бескормицы, а я из-за старухи и патрулей. Кроме того, в Изюме есть было нечего. В таких случаях подтягивали поясной ремень.

На Купянск

Мы провели ночь в Боровой. Наутро двинулись дальше, в направлении на Купянск. Местность была волнистой, дорога шла с холма на холм. Поэтому Топорков, используя местность, придал колонне совсем необычайный характер. Сам Топорков, полусотня казаков и наши обе батареи составляли авангард. Три казака шли рысью впереди от холма к холму и осторожно выглядывали из-за гребня: если в следующей долине никого не было, то они рысью шли к следующему холму. Справа и слева на опушке леса шло по одному казаку – это было наше боковое охранение. Полки шли в полуверсте сзади.

Часов в десять утра передний казак снял папаху. Это был условный знак, что он видит неприятеля. Другой казак уже скакал к Топоркову.

– Большая колонна пехоты двигается нам навстречу, совсем близко.

Топорков послал сказать полкам подтянуться, приказал нашим двум батареям построить развернутый фронт и идти вперед. Сам он поскакал и выглянул из-за гребня и затем вернулся к нам.

– Выезжайте наметом, подойдите возможно ближе и жахните картечью. Посейте у них беспорядок, я атакую всеми полками. Идите с Богом!

Мы двинулись рысью и перешли в галоп. Выскочили на гребень. Рядом с нами оказалось красное охранение в несколько человек, на которое мы не обратили внимания и которое мялось, не зная, что им делать.