Светило солнце, стоял знойный летний день, но в каморке у Яши было темно и холодно, несмотря на то, что лучи солнечного света и дуновение теплого ветерка проникали сквозь ставни. Когда Яша отворял оконце, к нему прилетала бабочка, иногда шмель. Снаружи щебетали птички, мычала корова, плакал ребенок — все это он слышал. Днем не надо было зажигать свечу. Он сидел на стуле, перед маленьким столиком, вглядываясь в Скрижали Завета. Этой зимой бывали дни, когда ему хотелось проломить стену, выйти наружу, выбраться отсюда, из холода и сырости. У него появился резкий, лающий кашель. Мучительные боли в суставах. Стал часто мочиться. По ночам наваливал на себя все, что было: и одежду, и плед, и одеяло, которое Эстер просунула к нему через окно, но все равно дрожал от холода. От земли тянуло холодом, и мороз пробирал до костей. Часто представлялось, будто он лежит в могиле, а иногда даже желал смерти. Прямо перед хибарой росла яблоня, и он слышал шелест листьев. Ласточка свила там гнездо и целыми днями суетилась, порхала туда-сюда, приносила в клюве еду своим птенчикам. Высунувшись далеко из окна, Яша мог видеть перед собою поля, голубое небо, крышу синагоги, церковную колокольню. Вынуть несколько камней — Яша знал это, — можно выбраться отсюда через окно. Но стоило ему лишь представить, что в любой момент так можно получить свободу, как желание покинуть свое убежище тут же оставляло его. Он прекрасно понимал, что по ту сторону стены его ожидают тайные страсти, похоть, страх перед грядущим днем.

За время, что он тут просидел, в нем произошли серьезные перемены. Даже тревоги его и заботы стали иные, чем у тех, кто находился снаружи. Было так, будто снова он — зародыш в материнском чреве, и отсвет сияния, исходящего от Талмуда, падает на него, и ангелы небесные учат его Торе. Он свободен ото всяких забот. Еда его стоит лишь несколько грошей в день. Не требуется ни одежды, ни вина, ни денег. Теперь, когда Яша вспоминал свои траты во время скитаний по провинции или расходы на жизнь в Варшаве, его смех разбирал. Сколько бы он ни зарабатывал, денег никогда не хватало. Он содержал целый зверинец. Требовался полный гардероб одежды. Приходилось влезать в новые расходы. Он постоянно был должен: и Вольскому, и ростовщику в Варшаве и в Люблине тоже. Беспрерывно подписывал векселя, искал поручителей, должен был всем и каждому, одалживал и переодалживал, платил проценты, что-то кому-то дарил… Погрязнув в страстях, он сам попал в сеть, которая затягивала его все туже и туже. Мало ему было ходить по канату. Нет, надо было придумывать смелые трюки, которые, без сомнения, разрушали его, и он, конечно, свернул бы себе шею. Стал вором, и лишь чистая случайность помешала ему совершить настоящее преступление и попасть в тюрьму… Здесь, в этой каморке, в полном уединении все внешние заботы улетели прочь, как шелуха, как звук, пропадающий в пустоте. Все путы он как ножом отрезал. Эстер устроена — она сама зарабатывает. С долгами он рассчитался. Отдал Эльжбете и Болеку свой фургон и упряжку лошадей. Оставил Вольскому всю мебель из квартиры на Фрете, а также костюмы, снаряжение и прочие причиндалы. Теперь у Яши ничего не было, кроме рубашки на теле. Все так… Но в должной ли мере очистился он от грехов? В состоянии ли искупить вину за все то зло, что он причинил другим, увлекая их за собою в бездну?

Только здесь, в тишине своего убежища, Яша мог теперь думать и передумывать, какова степень содеянного зла: как велико число душ, которые из-за него претерпели страдания, безумие, приняли смерть. Он не разбойник с большой дороги, который сделал убийство своим ремеслом. Однако же и он убивал. Какая разница для жертвы? Можно оправдать себя перед судом смертных (который сам есть зло), но Создателя нельзя ни купить, ни обмануть. Он, Яша, тоже уничтожал, и притом обдуманно, намеренно, вовсе не невинно. Магда взывала к нему из могилы. Ее кровь на нем. Ужас владел им не только от сознания вины. Просиди он тут хоть сотню лет, ему не искупить то зло, которое он причинил другим. Раскаяние само по себе не искупает смертный грех. Можно ведь молить о прощении и получить его от жертвы. Если ты остался должен хоть полушку тому, кто ушел в мир иной, следует найти кредиторов и расплатиться. Так написано в святых книгах. Яша припоминал каждый грех, который был на нем, каждое злое дело, которое совершил. Он нарушил законы Торы, нарушал каждую из десяти заповедей. Однако считал себя честным человеком, которому можно судить других. Что по сравнению с этим те неудобства, что он испытывает теперь? Он-то ведь жив и более или менее здоров. Даже нога его в порядке, обошлось без хромоты. Справедливое возмездие будет дано ему лишь на том свете, это он знал твердо. Там взвесят каждый его поступок, каждое слово, каждый шаг. Одно только утешение: Господь милосерден и благ, и при окончательном приговоре добро торжествует над злом. Но что есть зло? Он изучал каббалистические книги все три года.

Теперь он знал: зло служит уменьшению силы Божьей к созиданию мира. Надо стараться быть призванным Создателем и быть милосердным к Его созданиям. У короля есть его народ, подданные. Благодетель должен иметь тех, кто в нем нуждается. Творец должен творить. При этом Творец Вселенной полагается на своих детей. Однако Его милосердной руки недостаточно, чтобы вести их по пути праведности. Они должны идти сами, по своей свободной воле… Небесные миры ожидают их: ангелы и серафимы ведут их и наблюдают за тем, чтобы сыны Адама исполняли заветы Господа, чтобы молились со смирением и давали с состраданием. Каждый праведный поступок, каждое доброе дело, каждое слово Торы делает мир лучше, добавляет лучи, сияющие в короне Славы Господней. Напротив, даже ничтожные проступки отзываются в других мирах, отдаляя Дни Избавления.

Случались дни, когда Яша снова колебался в вере — даже здесь, в этом домике. Читая святые книги, он вдруг становился ворчуном и придирой. Как я могу быть уверен, что они говорят правду? А может, Бога нет? И Тора — изобретение человека? Быть может, я мучаю себя понапрасну? Будто наяву, он слышал, как злой искуситель спорит с ним, напоминает о былых наслаждениях и удовольствиях, советует вернуться к распутству и разврату. Яша справлялся с ним каждый раз по-разному. Когда тот слишком уж напирал, Яша для виду соглашался: да, ему надо вернуться в мир… Но тогда исчезнет свобода выбора! В другой раз он отвечал резко и отвергал доводы противника: пусть Сатана утверждает, что Бога нет, пусть приводит доказательства. Но слова, произнесенные Им, есть истина. Если счастливым может быть человек только тогда, когда несчастен другой, то несчастливы все — никому не достанется счастливый удел. Если Бога нет, тогда человек должен быть как Бог… В другой раз он, Яша, спросил Сатану: «Ну, а кто же создал этот мир? Откуда взялся я? И ты? Кто устроил так, что падает снег, дует ветер, дышат мои легкие, думает голова? Откуда взялась земля? Как возникли солнце, луна и звезды? Этот мир, с его бесконечной мудростью, создан же, видимо, чьей-то рукой? И если я постигаю Божию мудрость, почему же мне не верить, что за этой мудростью есть еще и милосердие Создателя?»

Днями и ночами размышлял Яша, был занят этими спорами с Сатаной. Порою он доходил до сумасшествия. Снова и снова Вельзевул удалялся, вера возвращалась к Яше, и он в самом деле видел Бога, ощущал на себе Его незримую руку. К нему приходило понимание, почему так необходима доброта, он вновь ощущал вкус молитвы, вкушал сладость Торы. День ото дня ему становилось яснее, что святые книги, которые он читает, ведут к совершенству, целомудрию и вечной жизни, что они указывают пути к познанию цели Творения, а позади остается зло: унижение, воровство, убийство. Нет средней дороги. Один шаг в сторону ввергает человека в бездну.