– А кто здесь увидит-то? – недоуменно протянул Кувалда, оглядевшись по сторонам.

– С кем приходится работать! – вздохнул Мясник. – Я сказал – отойди к стене, значит, выполняй!

Кувалда пожал плечами и послушно встал рядом с шефом. Мальвина подошла к калитке, поправила торчащие из-под кепки разноцветные волосы и проговорила, подняв глаза к камере:

– Эй, кто там дежурит? Гена? Открой мне!

– Это ты, что ли, Мальвина? – раздался из динамика удивленный голос. – Ты откуда взялась? Пал Палыч говорил, что ты в клинике… тебя что – выпустили?

– Мало ли что он говорил! – фыркнула Мальвина. – Ну да, была я в этой дробленой клинике, только сбежала…

– Ну, ты даешь! – Охранник вежливо хохотнул. – Пал Палыч будет злиться…

– Не первый и не последний раз! – отмахнулась Мальвина. – Ну, ты мне откроешь наконец? Или так и будешь держать меня под дверью?

– Ох, Пал Палыч разозлится!

– Что ты заладил как попугай – Пал Палыч, Пал Палыч! Кстати, папашка дома?

– Нету его, с утра в город уехал! А Ирина Сергеевна дома…

– Только этой кобры дрессированной мне не хватало! – протянула Мальвина. – А хотя… это даже удачно, что она дома! Пожалуй, я устрою маленький аттракцион! Ну ты мне наконец откроешь или так и будешь держать на улице?

В стене загудел мотор, и калитка плавно распахнулась. Мальвина шагнула к ней, покосившись на Мясника. Тот угрожающе сверкнул глазами, пригнулся и проскользнул следом за ней, прячась от глазка камеры. Придержав калитку, он повернулся к Кувалде и прошептал громким свистящим шепотом:

– Входи за нами, только пригнись!

– Чего пригибаться-то? – проворчал тот, однако послушно выполнил приказ шефа.

Калитка начала закрываться.

Но в тот момент, когда между ней и стеной оставался зазор в несколько сантиметров, из ближних кустов вылетел небольшой металлический предмет, негромко звякнув, угодил прямиком в этот зазор, и помешал калитке плотно закрыться.

– Полезный предмет – карманный фонарик! – вполголоса проговорил Маркиз, убедившись в точности своего броска. – Можно им орехи колоть, по голове оприходовать кого-нибудь малосимпатичного, а в темное время суток он еще и светит…

– Ловко! – одобрил Рвакля. – Где это ты так научился?

– Как – где? Все там же, в цирке! У меня был номер «Метатель ножей великий вождь Соколиный Глаз»… Я выходил на арену в индейском национальном костюме, в итальянских мокасинах и головном уборе из перьев петуха породы «леггорн», а моя партнерша, вся в латексе и блестках, с очень жалостным лицом, стояла привязанная к тотемному столбу… ну, я это тебе потом как-нибудь расскажу, сейчас у нас есть более важные дела!

Войдя в калитку, Мальвина прямиком направилась к заднему крыльцу особняка. Мясник крался следом за ней, сжимая нож, Кувалда замыкал шествие, лениво волоча ноги. Поднявшись на крыльцо, Мальвина повернула дверную ручку. Дверь была не заперта, и она вместе со своими спутниками вошла в дом.

Они оказались в коротком коридоре, куда выходило несколько дверей.

Мясник снова схватил девушку за плечо и прошипел:

– Где пульт охраны?

– Вон в той комнате! – Мальвина показала на дверь справа по коридору.

– Сколько в доме охранников?

– Обычно два. Один дежурит, следит за мониторами в этой комнате, второй там же отдыхает.

– Еще какая прислуга где находится?

– А сегодня какой день? Среда? – осведомилась Мальвина. – Ну так у Лизки, горничной, по средам выходной, а Валентина, кухарка, после ужина у себя закрывается и спит, пушками не разбудишь!

– С чего это в такую рань ей спать?

Вместо ответа Мальвина выразительно щелкнула себя по шее.

– Сделай так, чтобы они открыли! – приказал Мясник, отступив в сторону и встав сбоку от двери в комнату охраны. – И смотри, чтобы без фокусов, а то… ты меня знаешь!

– Это запросто! – Мальвина подошла к двери и постучала.

Дверь приоткрылась, на пороге, перекрыв проем, позевывая, появился рослый широкоплечий парень с узенькой полоской усов.

– Привет, Мальвиночка! – проговорил он, широко улыбаясь. – Говоришь, сбежала из психушки? Как это тебе удалось?

– А, потом расскажу! – Мальвина махнула рукой. – Геночка, у тебя закурить нету? А то там, в клинике, мне не давали…

– Знаешь, о чем Минздрав предупреждает? Курение опасно для здоровья! – насмешливо произнес Гена, но тем не менее шагнул вперед, протягивая Мальвине пачку сигарет.

В ту же секунду из-за двери возник Мясник и ударил охранника по голове сложенными в замок руками. Парень охнул, удивленно выкатил глаза и свалился на пол. Мясник дернул на себя дверь и ворвался в комнату охраны.

Второй охранник приподнялся на кушетке и потянулся за пистолетом, который лежал рядом, на стуле. Мясник опередил его, схватил пистолет, направил на охранника и рявкнул:

– Руки за голову, козел! Только дернись, я тебе мозги вышибу!

– Ты, блин, знаешь, к какому человеку в дом забрался? – прохрипел охранник, сверля Мясника злобным взглядом.

– Еще пикнешь – сделаю тебе в голове лишнюю дырку! – процедил Мясник и обернулся к своему подручному: – Кувалда, иди сюда, свяжи этому умнику руки, только как следует!

Кувалда втащил в комнату не подающего признаков жизни Гену, связал руки второму охраннику и взглянул на босса, как собака, которая хочет поиграть с хозяином:

– Может, придушить его?

– Успеется, – отмахнулся Мясник. – А пока посиди здесь и покарауль этих двоих. Если будут выступать – дай по голове. Только не слишком сильно, они мне еще понадобятся. Я скоро вернусь. Душить не смей!

– А ты куда? – разочарованно протянул Кувалда.

– Я с Мальвиной пока по дому погуляю, посмотрю, что тут есть хорошего.

Мясник вышел в коридор, твердо взял Мальвину за локоть и приказал ей:

– Ну, покажи мне, где та брошка и где твой папашка деньги держит!

Мальвина неприязненно покосилась на него, но послушно пошла в глубину дома.

Пройдя десяток шагов по коридору, Мальвина толкнула дверь, и они оказались в просторном, ярко освещенном холле. Посредине холла сияла холодным светом огромная хрустальная люстра, в стороне от двери имелся отделанный диким камнем камин, в котором лениво потрескивали несколько поленьев.

Перед этим камином на шкуре белого медведя лежала длинноногая блондинка в коротком шелковом кимоно, с бокалом мартини в руке. На вид ей можно было дать лет двадцать пять – двадцать семь, и только многоопытный прищур глаз выдавал ее истинный возраст. Такой прищур, безошибочно проставляющий цену каждому человеку и каждому явлению жизни, появляется у некоторых женщин после тридцати пяти, а то и после сорока лет.