— М-м… — промычал смущённый Пилумн. — Этот проклятый купец, провалиться ему в Тартар, был таким обходительным…

— И щедрым, — подхватил с иронией Тарулас. — Уж чего-чего, а вина он не жалел.

— Да, — простодушно согласился Пилумн. — Отменное было винцо. Хорошо выдержанное и крепкое, как… — только теперь он заметил осуждающий взгляд друга и, смешавшись, умолк.

— Вот-вот. Именно — крепкое, — вздохнув, пробормотал Тарулас и отвернулся.

Пилумн заворочался от избытка переполнивших его голову мыслей и зло выругался, глядя на цепь, сковавшую их друг с другом: к сожалению, киликийцы чересчур осторожны и предусмотрительны…

Савмак неожиданно почувствовал, как его глаза увлажнились. Раб… Сильно, до скрежета стиснув зубы, он уткнулся лицом в песок, стыдясь мимолётной слабости. «О, Фагимасад[227], укрепи мой дух…» — прошептал Савмак.

— Эй, ты, дубина! Уснул? — плеть келевста ожгла голые плечи Пилумна. — Я к тебе обращаюсь. Поднимайтесь, лежебоки, — он пнул Таруласа. — Принесёте котёл со жратвой.

Зарычав от ярости, как медведь, Пилумн вскочил на ноги, схватил келевста, поднял над головой и швырнул на землю. Ошеломлённые охранники на некоторое время оцепенели, наблюдая за своим начальником, который, извергая проклятья, ползал на карачках.

— Чего стоите, олухи! — наконец вызверился на них келевст. — Убейте этого подлого раба, искрошите его в мелкие кусочки!

Охранники торопливо достали мечи и стали окружать разъярённого Пилумна. Тарулас тоже поднялся и, с мрачной решимостью отдать жизнь не даром, стал спиной к спине друга.

— Нет, постойте, я сам! — келевст в конце концов протёр залепленные песком глаза и присоединился к охранникам.

Выхватив меч, взбешённый пират ринулся на взбунтовавшихся рабов, как бодливый бык на красную тряпку. Не сговариваясь, Пилумн и Тарулас вдруг расступились, насколько позволяла ножная цепь, и потерявший от неожиданности способность что-либо соображать келевст оказался в молотилке, откуда вылетел, словно камень из пращи, изрядно помятый и без оружия.

— Убейте!.. — возопил незадачливый воитель, в очередной раз пропахав носом горячий песок.

Но пираты на этот раз не оказали должной прыти — мрачная и устрашающая фигура Таруласа с мечом в руках и огромные кулачищи Пилумна, не позволяли надеяться на быструю и лёгкую победу в предстоящей схватке. Тем более, что и среди остальных рабов поднялось волнение и недовольный ропот.

— Отставить, — негромкий, но властный голос заставил облегчённо вздохнуть колеблющихся охранников, и они тут же опустили оружие.

В круг, образованный пиратами, вошёл иронично улыбающийся Селевк, командир флагманского судна «Алкион», предводитель киликийцев.

— Мне бы не хотелось выбросить ваши тела в морскую пучину, — всё так же улыбаясь и с восхищением глядя на мощную фигуру Пилумна, сказал миролюбиво Селевк. — Вы не будете наказаны, даю слово. В случившемся виноват келевст, я всё видел. Поделом ему. Меч, — он подошёл почти вплотную к Таруласу и протянул руку.

Какой-то миг поколебавшись, фракиец со вздохом сожаления отдал оружие: опытным взглядом старого воина он заметил нескольких лучников, державших рабов на прицеле. Пилумн, понуро опустив голову, только прорычал, как затравленный зверь.

— А теперь — ужинать, — как ни в чём не бывало, приказал Селевк, жестом распуская охранников.

— Селевк! — грубо расталкивая собратьев по разбойному промыслу, к предводителю подступил кряжистый пират с отсечённым левым ухом. — Кто дал тебе право распоряжаться моими людьми?! Эти рабы оскорбили моего келевста и должны понести наказание.

— Рабы — моя собственность, Гриф, — Селевк посуровел. — Мне они стоили немалых денег. И из-за твоего дурака-келевста я не намерен понапрасну терять своё добро. А распоряжаюсь твоими людьми я по праву старшинства. Надеюсь, ты не забыл, кто здесь предводитель? И что ты всего лишь один из подчинённых мне начальников суден, составляющих нашу флотилию?

— Ха-ха! Вы слышали? — кряжистый обернулся к остальным вожакам пиратов, с неодобрением внимавшим их спору. — Этот мальчишка возомнил себя вершителем наших судеб. Смешно!

— Ты не прав, Гриф, — примирительно сказал один из вожаков, убелённый сединами, но ещё довольно крепкий старик с хищным орлиным взором. — Селевка мы сами выбрали предводителем, тайным голосованием. Молодость не достоинство, но и не порок. Селевк храбр, умён и удачлив. Благодаря ему наши трюмы полны добра, а мы до сих пор живы.

— Старый пёс, ржавый якорь тебе под ребро! — едва не задохнулся от ярости Гриф. — Тебя прикормили, и ты теперь, как пёс, с умилением воешь на луну. Но это твоё личное дело. А я не желаю подчиняться этому сосунку! И требую справедливости! Рабы понесут наказание, это сказал я, Гриф! — он вырвал меч из ножен. — И пусть кто-либо попробует мне помешать!

— Ты сам выбрал свою судьбу, — с необычайным спокойствием сказал Селевк, обнажая кривой меч. — Пусть теперь нас рассудят мойры, — и он зловеще покривил губы в небрежной ухмылке.

Гриф напал молниеносно. Он был отменным бойцом, мастером абордажных атак, сильным, как бык, и храбрым до безумия. Но в этот день грубая физическая сила столкнулась в смертельном поединке с юношеской ловкостью и железной волей, подкреплёнными незаурядным фехтовальным мастерством.

Невозмутимый Селевк с изяществом отражал наскоки Грифа, потерявшего от гнева голову. Правда, несколько рубящих ударов сверху, заставили его побледнеть от боли в кисти руки, но, закусив губу до крови, чтобы сдержать невольный крик, Селевк закружил вокруг противника в вихревом танце, пытаясь достать того снизу. Решив, что Селевк испуган и уклоняется от схватки, Гриф оскалил крупные волчьи зубы в злобной усмешке и обрушился на него с ещё большим напором.

Тем временем окружившие их пираты начали волноваться, словно море при первых порывах штормового ветра. Здесь были сторонники и Грифа и Селевка. Кое-кто, припомнив старые распри, уже недвусмысленно поглаживал рукояти мечей, выискивая в толпе своих обидчиков, как настоящих, так и мнимых — зрелище смертельного поединка подогревало кровь и хмелило головы. Вожди киликийцев, более сдержанные и умудрённые жестоким житейским опытом, мысленно молили и своих и чужих богов, чтобы поединок закончился как можно быстрее. Их уже не волновало, кто победит. Главным было предотвратить неминуемое побоище среди своих, что случалось нередко, особенно при разделе добычи.

Словно услышав немую мольбу сотоварищей по пиратскому промыслу, Селевк неожиданно изменил тактику боя. Он принял высокую стойку и стал рубиться с Грифом, как одержимый, отвечая ударом на удар. Встретив такой нежданный отпор, Гриф, уже считавший свою победу в поединке лишь делом времени, взбеленился и на какое-то мгновение потерял бдительность. Взревев хриплым басом, он замахнулся мечом из-за плеча, чтобы покончить с противником одним мощным ударом. И в этот миг Селевк пригнулся, и, распластавшись в стремительном прыжке, вогнал меч едва не по самую рукоять в живот Грифа.