Оставив дверь широко распахнутой, я оглядела комнату. Окно было закрыто, ничто не указывало, что здесь появлялся кто-то еще. Вероятно, ты кричал во сне.

Твои всхлипы стали тише, ты уткнулся лицом в джемпер. Я стояла, глядя на тебя. Ты всхлипывал так, как я сразу после приезда сюда, тихо и отчаянно, и казалось, что не успокоишься никогда. Это выглядело странно, я чуть не разрыдалась сама, но только тряхнула головой. Ты сильный, упрямый и опасный. Может, ты просто притворяешься.

У меня на глазах ты подтянул колени к груди. И начал раскачиваться из стороны в сторону. Потом снова закричал. Крик был пронзительным, пришлось зажать уши ладонями. Я бросилась к тебе. Это требовалось прекратить. Не думая, что делаю, я схватила тебя за плечи. Встряхнула. Твоя кожа была липкой. Горячей.

Ты разом открыл глаза, но увидел не меня. Кого-то другого. Оттолкнул меня, шарахнулся на кровати, ударился спиной о стену. Твой дикий взгляд метался из стороны в сторону, ты пытался сосредоточиться. Потом начал выкрикивать слова вперемешку с невнятными звуками.

– Не забирай меня, – повторял ты. – Пожалуйста, оставь меня.

Я попыталась поймать твой взгляд, заставить успокоиться.

– Это я, Джемма, – сказала я. – Я никуда тебя не забираю. Тише.

– Джемма?

Ты произнес мое имя так, словно едва помнил его. Схватился за простыню и стал теребить ее.

– Ты видел сон, Тай, – сказала я.

Но ты не слушал. Подполз ближе и вцепился в мою футболку. Я отступила на шаг.

– Прекрати, Тай!

Я шлепнула тебя по рукам, оттолкнула их. Но на твоем лице отразилось отчаяние.

– Не забирай меня, – всхлипнул ты, голос прозвучал по-детски. – Мама здесь, деревья, мои звезды… я не хочу уезжать.

Ты кинулся на меня, распахнув руки, обнял за талию. Продолжал всхлипывать, уткнувшись мне в живот. Твои глаза были открыты, но не видели ничего. Ты мял мне спину пальцами, натягивал на ней футболку. Я погладила тебя по голове, и плач немного утих.

– Это Джемма, – сказала я. – Просыпайся.

Мой живот стал мокрым от слез, твои пальцы крепко сжались у меня на талии, ты не желал разжимать объятия. Я не стала настаивать и дождалась, когда плач прекратится совсем.

– Не знаю, где я, – прошептал ты.

– Ты здесь, – объяснила я, – в пустыне. Больше вокруг никого нет.

Ты вытер лицо о мою футболку, поднял глаза. На этот раз ты меня узнал. Твое лицо посветлело.

– Джемма, – сказал ты.

Я кивнула.

– Спасибо.

– Тебе что-то приснилось, я просто разбудила тебя.

– Спасибо.

* * *

Подождав еще немного, я отстранилась. Ты сел по-турецки на матрасе и уставился в пол. И крутил один вокруг другого большие пальцы – как мне показалось, смущенно.

– Что тебе снилось? – спросила я.

Ты покачал головой, не собираясь отвечать. Я стояла и ждала. Вокруг скрипели доски, ветер бился о железную крышу. Ты взглянул в окно, словно проверяя, что ты на самом деле здесь.

– Детский приют, – тихо сказал ты. – Поездка в фургоне, расставание с землей. – Ты засмотрелся на ночное небо и звезды. Я тоже на них взглянула. И подумала, что, может быть, смогу различить прямую линию горизонта, отделяющую черную землю от светлеющего неба. Ты вздохнул, провел ладонью по лицу. – Теперь, наверное, ты считаешь меня психом?

Я видела, как ты замыкаешься в себе.

– Все мы видим сны.

Твои глаза блестели в темноте, как у ночного хищника.

– А твои о чем? – шепнул ты.

– В основном о доме.

– О Лондоне? – Ты задумался, что означает для меня это слово, «дом». – Как можно видеть такое место во сне? – спросил ты и снова посмотрел в окно. – Как тебе удается так любить его?

– Люди любят то, к чему привыкли.

– Нет. – Ты покачал головой. – Люди должны любить то, что нуждается в любви. Чтобы тем самым спасти его.

Долгое время после этого ты молчал, смотрел в окно и думал. Я тихо направилась к двери.

– Прости, – наконец прошептал ты.

* * *

Когда я встала, в твоей спальне было пусто. Я сходила покормить кур. На обратном пути ко мне подошла верблюдица и перегородила дорогу. Я почесала ей уши, подергала мягкие волоски внутри них, как показывал ты, объясняя, что верблюдам такое нравится. Она ткнулась носом в мою руку.

– Знаешь, ты ведь останешься с ним, – пробормотала я. – Когда через несколько месяцев я уеду, тебя всё равно не отпустят. – И я погладила меховую щеку, мягкую, как плюшевый мишка. Верблюдица жевала, вращая челюстью, ее резиновые губы касались моей руки. – Как вышло, что ты стала такой покладистой? – спросила я. – Ты же должна быть дикой.

Я коснулась кончиками пальцев ее длинных прелестных ресниц. Она моргнула.

Я отошла от нее, но она двинулась следом. Пришлось обойти дом, и всё это время меня сопровождало глухое постукивание копыт. Я остановилась и обернулась, мне захотелось кое-что попробовать.

– Плюх, – скомандовала я.

Я подняла руку так, как делал ты, и верблюдица, покряхтывая, наклонилась вперед, подогнув под себя ноги. Из-под ее тяжелого тела, коснувшегося земли, взметнулось облачко пыли.

– Умница, – похвалила я.

Я встала на колени перед ней. Так мы были почти одного роста, я и верблюдица – с огромным носом и больными зубами. Я отчетливо ощущала острый, чуть затхлый запах. Она повернула голову в сторону построек у дома и зажмурилась от солнца. Я придвинулась ближе и положила руку на ее широкое мускулистое тело. Она прижалась шеей к моему боку. Можно было бы забраться ей на спину, сесть на горб и поехать верхом. И мы умчались бы галопом в сторону солнца.

Я положила голову на ее пушистую шерстку и тоже закрыла глаза. Под моими веками плясали огненные шары. Прямо сейчас, в этот момент мне хватало просто возможности сидеть здесь.

* * *

Ты весь день провел в своей постройке с красками. Лишь ближе к полудню я набралась смелости проведать тебя. Накануне ночью ты был совсем другим, почти беспомощным… И мне хотелось посмотреть, как ты поведешь себя со мной сегодня.

Дверь осталась приоткрытой. Я толкнула ее.

В комнате было светло и жарко, мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к слепящему свету. Занавески сорвало, и они ворохом ткани валялись под окнами. Солнечный свет вливался в комнату: я заметила, что поблекшие стены заново расписаны яркими точками и завитками, с ними соседствовали красные, черные и коричневые мазки. Кое-где к краске были прилеплены листья, песок и ветки, придающие стенам текстуру. Немного отступив, чтобы увидеть картину в целом, я различила узоры. Волна желтых точек растянулась по полу, как песок, синие круги на дальней стене стали лужицами. Комната выглядела дико и напомнила сказку, которую давным-давно читала мне мама: в ней детская спальня превратилась в глухие дебри.