Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оп! — присоединился к игре и я, плюхнувшись на диван — абсолютно такой же, как и у нас.
— Оп! — плюхнулась и мама. Указала на свободный угол. — Вот сюда твой стол поставим, здесь светлее всего!
— Хорошо! — не был я против.
Осмотрели шкаф — вещи старого жильца нужно будет собрать и отправить его родственникам, но это потом. А пока двинулись на кухню.
— И все — наше! — закружилась мама. — И в ванне теперь можно валяться сколько захотим!
Не могу сказать, что в полной мере разделяю ее восторг, но, когда я в прошлой жизни закрыл ипотеку, пёрло меня ничуть не хуже!
— Завтра выходной, придем, уберемся, все чужое в коробки сложим, — огласила план родительница. — А что тут в ванной?
Сантехника оказалась не то, чтобы совсем убитая, но…
— Не течет — и ладно! — успокоил я маму.
— Ерунда, поменяем! — потрепала она меня по волосам, и мы вернулись в комнату. — Пол перекрасим, обои переклеим, ковер постелим! — продолжила она мечтать.
Просидели в новой квартире мы до самой темноты — не удержавшись, мама начала приводить помещение в порядок прямо сразу, а я, не удержавшись, ей помогал.
— Ой, Сережкааа… — почти пропела мама, когда мы вернулись домой. — Ну и жизнь начинается!
Из своей комнаты выглянул дед Лёша, который с улыбкой безошибочно предположил:
— Квартиру дали?
— Да! В соседнем доме! — не стала скрывать мама.
— Это хорошо, Сережке тишина нужна, нетленку ваять! — подмигнул он мне. — Если помочь надо, Наташ — ты говори, не стесняйся!
— Спасибо, дядь Лёш, но чего я вас дергать буду — молодежи у нас полно, пусть они и помогают!
— Тоже верно! — хохотнул ветеран, махнул рукой, и покинул сцену.
Как только мы вошли в комнату свою, зазвенел звонок, и мама пошла открывать.
— Ну и чего вам надо? — холодно спросила она.
Не выдержав любопытства, вышел в коридор и увидел на пороге двух милиционеров — один в чине аж капитана, второй — старлей. Незнакомые. Твою мать — это же не из-за «Рафика Мандарина»? Не, там бы КГБ пришло. Наверное.
— Дело у нас к вам, гражданка Ткачева! — глядя сквозь маму, поведал капитан. — Можно?
— А если нельзя? — сложила родительница руки на груди.
— Ну зачем вы так, гражданочка, мы же можем и с ордером прийти! — добавил мусор в голос угрозы.
— Мам, я полагаю, что наши доблестные защитники пришли не просто так, и мы, будучи сознательными гражданами Советского союза, просто обязаны оказать им содействие, — мягко погладил мамин локоть я.
— Вот видите, устами младенца, как говорится… — обрадовался капитан.
— Ну проходите! — игранула желваками родительница, и копы прошли.
Снова появился дед Лёша.
— Дядь Лёш, а давайте к нам в гости! — ловко воспользовалась возможностью усилиться мама.
— А и зайду! — кивнул ветеран, и мы впятером зашли к нам в комнату.
— Так, а машинка откуда? — сразу же спросил главный мусор.
— Из комиссионки! — не стала скрывать мама.
— Чек, я так полагаю, есть? — спросил он.
— Есть! — фыркнула она.
— Так покажите! — с гнилой улыбкой «попросил» коп.
Мама показала — тетенька в комиссионке опытная, и все чеки нам пробила. Суммы там, понятное дело, несколько отличаются от реальных.
Пожевав губами, мусор скомандовал подчиненному:
— А ну-ка глянь номер — регистрировали или нет?
— Какая еще к черту регистрация?! — рявкнула мама. — Он книги на ней печатает, в «Юности» и «Литературной газете» публикуется!
— Ваш сын — настоящий молодец, — холодно кивнул капитан. — Но закон для всех один!
Тем временем старлей осмотрел машинку, протер глаза, посмотрел еще раз и грустно вздохнул:
— Никак не разглядеть, товарищ капитан! Здесь — то всего одно окно! — с нажимом выговорил он последнюю фразу.
Это что, серьезно?!
— Там же ночь! — не врубилась в чем дело мама.
— Ну и что, что ночь, — равнодушно пожал плечами старлей. — Все равно, было бы тут второе окно, да еще и если свет на кухне зажечь, я бы совершенно точно разглядел, что эта машинка — не зарегистрирована!
— А это — уголовное преступление, гражданка Ткачева! — укоризненно покачал головой капитан.
— Да вы что, б*яди, совсем о*уели? — прошипел дед Лёша. — Квартиру у матери-одиночки с малолетним ребенком на руках отобрать решили?!
Мама испуганно пискнула и зажала рот ладошками.
— А это — очень опасное обвинение, отец! — разочарованно протянул старлей.
— На х*ю я таких «сыночков» видал! — перешел на зычный рёв фронтовик. — Да ты, говно малолетнее, у своего папаши в яйце сидел, когда я Кёнигсберг брал! Ради этого?!
— Ради мирного неба над головой! — ответил принявший скучающий вид капитан. — Ты не ярись, дед, у нас ветераны от уголовной ответственности не освобождаются!
Заметив, как лицо деда Лёши опасно багровеет, я метнулся к нему, схватил за сжатую в кулак, дрожащую от гнева руку, и, сделав глаза котика из «Шрека», попросил:
— Деда Лёша, я вас очень прошу — пожалуйста, перестаньте, и нам, и вам от этого будет только хуже!
Фронтовик игранул желваками.
— Деда Лёша, я вам клянусь — у нас с мамой все будет хорошо! Поверьте мне, пожалуйста!
Ветеран зажмурился, сделал глубокий вдох, отобрал у меня руку, припечатал «стражей порядка»:
— Хуже фашистов!
И покинул комнату, подчеркнуто-аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Какой у вас сын умный, Наталья Николаевна! — одобрительно цокнул языком капитан. — И бродяжничать вроде перестал. Так? — запросил он подтверждения у лейтенанта.
— В отделе учета лиц занимающихся бродяжничеством дела на Сережу нет, — кивнул тот и многозначительно добавил. — Пока нет!
— Да как же это так? — мертвым голосом простонала бледная, растерянная, напуганная мама.
— А вот так! — развел руками капитан. — Думайте, Наталья Николаевна!
— А это мы забираем! Вещдок! — щелкнув футляром, старлей подхватил мою «Москву» под мышку, и они с капитаном синхронно козырнули. — Честь имеем!
— Че-е-есть? — прошипела мама.
— Мама, очень тебя прошу дать нашим доблестным служителям закона спокойно уйти! Мы все поняли, а я к этой комнате привык, и переезжать пока не хочу! — подчеркнуто-жизнерадостно перебил ее я.
— Ну ты глянь, какие разумные пионеры пошли! — мерзко гоготнул капитан, и они с шестеркой покинули квартиру, с которой мы теперь не расстанемся еще какое-то время.
Глава 20
— Спорим, что уже к завтрашнему утру все будет намного лучше, чем если бы эти два упыря не приходили? — Прежде чем мамина прострация успела перейти в истерику, я схватил родительницу за руку и потащил в коридор, не давая вставить и слова. — Семья Ткачевых трехмесячной давности и нынешняя — совсем разные Ткачевы. Теперь нам есть куда позвонить, чтобы все наши проблемы почти магическим образом испарились! — обернувшись,