Зачем он промолчал о Треугольнике? Да вот как будто заслонка встала поперек горла. Конечно, Порфирьев не поверил бы, но и в сумасшедший дом бы не упек. Почти наверняка. Зато хоть выговорился бы. А что случилось, если признал бы на фотографиях цех противцев в полном составе? Как объяснить, чем они там занимаются? Ивану Петровичу непременно захотелось бы с ними повидаться. И Салах хорош, конечно. Этот снимок Машки Тимуру ни разу не попадался: смеется, волосы еще длинные по ветру, красота. Весело ей.

Под красный светофор и рев клаксонов добавил газу – не вовремя вспомнил рюкзак с топориком. Вот, значит, для чего друг Федор изготовился. Вот почему одеждой поменялся. Втерся в доверие, заморочил голову и влез в душу. Нет, не так, не втерся, а заставил считать его другом. Как пришлец лютый управлять лизнецом. И спасло буквально чудо, пусть и жестокое. А то лежал бы тихонько на битом кирпиче. На фотографии рюкзака рядом с телом не было. Может, боевой трофей прихватил спаситель.

«Девятка» шмыгнула во двор и проскочила ряды припаркованных машин. Тимур затормозил рядом со своим пятачком, так и не придумав, что делать с изуродованной «бомбой» на проколотых шинах.

Машина Федора осталась ночевать на свободном местечке в дальнем углу двора. Но там, где должна дожидаться раскуроченная «БМВ», мирно спал потертый «Опель». Тимур заглянул под днище «немца»: никаких следов, как будто век здесь торчал. Потыкал брелком в разные стороны – удача свалилась на голову: «бомбу» угнали добрые люди. Так что теперь он чист и неприступен.

Мамаши катали коляски, возвращались работяги на ночную спячку, с деревьев облетала ржавая листва. Грязный рай спального квартала лениво развалился до застроенного горизонта. Мирно и тихо. Отчего же смутная тревога?

На седьмой этаж Тимур поднялся пешком, избегая лифта. В мусорном пакете все еще валялась амуниция. Надо выбросить одежку, как только стемнеет, а соседи впадут в спячку. И не думать о Треугольнике. Просто не думать. Ведь это просто.

Холодильник обнаружил выдающийся запас продовольствия. Будет чем занять челюсти. Он залез под душ, сделав воду горячей, как кипяток, отстоял до легкого ожога и, не вытираясь, прошлепал на кухню. И там долго метал на стол нескончаемые запасы.

В безобразном изобилии сгрудились упаковки колбас, сыры, рыбные и мясные консервы, йогурты и шоколадки, рядом расположилась немаленькая горка хлебов. Все это подпиралось пакетами соков. Нестерпимое богатство, обитальцы лопнули бы от зависти.

Тимур прогнал неправильные мысли, натужно развеселился и разодрал первую попавшуюся запайку. Пахнуло удивительным ароматом копчености и специй, пергамент среза сочился жирными бусинками. Тимур понюхал и уронил колбасу на пол. Оказалось, что есть совершенно не хочется, как эту субстанцию можно жевать и глотать, не мясцо же… Будто голод вывернулся наизнанку.

Нет, есть хотелось, но чего-то другого. Покопавшись в груде снеди, Тимур отчетливо понял, чего хочет: вот сейчас бы глоточек Тёплой Водицы и мясцом закусить…

Нет, нет, ерунда, не может быть. Он просто устал и не хочет есть. Потом разберется.

Босые пятки зябли на кафельных плитках, по телу стыли капли воды. Тимур завернулся в плед, плюхнулся на диван перед телевизором, но желание давить пульт не появилось. Он пялился в пустой экран, пока на темной плоскости не стали проступать удивительные картинки. Кандалы уходят цепями к потолку, лежат холмики глаб, он бежит от Мурьетты, шатаются стенки вагонетки Супермарио, торбники рвут на части богатенького собрата, лужники слизывают кровь и блевотину, прыгает хозяин «Отпущалок», режет отличную резину ножницами Йежи. Он увидел смеющихся Вкл и Выкл, близнецов, но даже не родственников, чувствовал вкус дождевой воды, вспомнил, как пахло в подвале, где он провел вторую Ночь. Он падал под ударом цепопика стремительного Клайда и задыхался в темноте топки, стоял на подоконнике цеха Полетов и чувствовал в ладонях тяжесть отборного мясца Матильда. Он вспомнил грустное лицо чудака, выдававшего себя за Темнеца, которого так хочет уничтожить Чингиз, и Батый хочет, и Кортес, и даже Мика, этот явно затаил на него особую обиду. И везде на экране попадалась Машка – грозный Салах размахивал смертельным махобоем.

Там была настоящая жизнь. Хоть рискуешь пойти на мясцо или получить по затылку шестогантом, но было что-то такое, что заставляло быть самим собой, а не приложением к компьютеру и правилам офисного распорядка. А что здесь, в Далёке, к которому так рвался?

Завтра утром придется натягивать галстук, тащиться в офис и целый день перебирать бумажки, слушать треп приятелей, пилить откаты и делиться с шефом, и так до выходных. А потом шататься по кабакам и клубам, подцепить девку или не подцепить, а просто нажраться в стельку, проспаться до воскресенья, а потом снова ошейник – рабочий день – домой.

Может быть, ему, проклятому мозаку, плюнуть на банковскую пайку и податься в Треугольник лакать лужи? Да ведь не обязательно становиться лужником. Могут же быть исключения. Здесь же силен, может, и там дорастет до месреза. Все может быть. Лучше лизнецом в Треугольнике, чем начальством здесь.

Вот босс и крутой браток поняли, кто они такие на самом деле. Тимуру можно было приказывать им что угодно: трусливый лужник и подлый лизнец покорились его воле.

И что дальше?

Об этом предупреждала Машка? Неужели зря искал выход из Треугольника? Непоправимая ошибка, что он не согласился на предположение посланца Темнеца. Ведь цена-то, выходит, шутейная. Тут удовольствий хоть лопатой накладывай, но что в них толку, если теперь ему нужно совсем другое. Тимур боялся признаться отчетливо, что же ему нужно на самом деле, но уверенная прямота пацана, делающего карьеру, уже трещала под напором смутных желаний.

Серело. В домах напротив зажигались проруби окон. Он сумерничал в полутьме, завернувшись в кокон пледа, и болтался посреди глубочайшей неопределенности своей жизни.

Тоску должен был развеять Интернет. Тимур залез в почту и обнаружил, что с понедельника ящик засыпан спамом под завязку. Вычищая письма десятками, чуть было не удалил одно с незнакомого адреса. Но, вчитавшись в отправителя, снял галочку и открыл.

От «Федора», отправлено под настоящим именем и фамилией:

«Извини, дружище, это письмо ты не должен прочитать. Искренне надеюсь, что оно будет висеть в твоем ящике до скончания Сети. Но если читаешь, значит, случилась беда. Одно радует: наверняка ты уже не сможешь высказать мне, что думаешь, и дать в морду. Конечно, тебе сейчас неприятно узнать, что твой лучший друг, на меньшее я не согласен, оказался… не важно кем. Честно говоря, мне безразлично.

Времени мало, ты позвонил и подтвердил, что ООО «Надежда» ждет с контрактом. Поэтому о деле. Просить прощения мне не за что, так было надо. Если ты каким-то чудом остался жив – это главное извинение. Могу предположить, что ты вернулся в Далёко и теперь не знаешь, как здесь жить. Скажу по себе: я не смог. С каждым разом, когда я возвращался, было все хуже.

Что тебе делать? Решай сам. В качестве искупления вины объясню, как вернуться. Если вдруг припрет. Больше все равно некому…»