Богдан записал имя. Как только ручка с бумагой исчезли в одном из многочисленных карманов шелкового костюма Богдана, Рамсон подался вперед.

– И еще кое-что.

– Богов ради! – Богдан поднял вверх руки, а потом понизил голос до озлобленного шепота: – Ты хочешь три условия всего за два секрета.

– Четыре условия, – поправил Рамсон и продолжил говорить, несмотря на возмущенные восклицания Богдана: – В лучших сделках не бывает соотношения один к одному. Взгляни на вещи шире, Богдан. Что потеряю я, если ты не выполнишь мои условия? Я не смогу вернуться в Орден и уеду из империи, чтобы начать свое собственное дело в другом месте. Но если твои секреты будут разглашены, чем это обернется для тебя?

Рамсон вскинул брови и пожал плечами.

Лицо Богдана было красным, Рамсон мог видеть, как в его голове крутятся шестеренки, пока он взвешивает все «за» и «против» их сделки.

– Ладно, – прошипел он. – Но после этого я не хочу иметь с тобой никаких дел, Острослов. После этого все кончено.

Чтобы сказанное звучало убедительнее, шоумен сопровождал свои слова постукиванием пальцев.

Рамсон поднял два пальца к груди и начертил круг.

– Клянусь богами и всем, что свято во мне, добрый человек.

– Ой, перестань придуриваться. Каково третье условие?

– В распоряжение Керлана поступила маленькая девочка, земляная аффинитка. Ее поймали в Кирове Белые плащи. Что-то знаешь об этом?

Глаза Богдана сузились, и он нахмурился. Наверное, вспоминал программы грядущих шоу.

– Да, – сказал он наконец, и Рамсон почувствовал облегчение. – Она должна выступать через три дня. Слушай, я не могу отдать тебе ее просто так. Керлан убьет…

– Понимаю. Я знаю правила.

Рамсон надеялся на другой ответ, но Керлан внимательно следил за своим бизнесом.

– Я не прошу отдать ее мне. Через три дня я буду предлагать цену за ее договор. А ты сделаешь так, чтобы мое предложение выиграло.

– Хм, – Богдан почесал подбородок, явно обрадованный перспективе заработать больше денег. – Думаю, это можно устроить. Придется заранее подготовиться, но… сделаю. Ну что ж.

Он спесиво фыркнул.

– И четвертое?

Рамсон придвинулся ближе.

– Я хотел спросить о Душе ветра, – мягко начал он, а дальше обговорил детали, которые помогут воплотить финальный этап его плана.

Когда он протянул Богдану руку, кошелек в его бушлате стал вполовину легче, а ему нужно было заглянуть в еще одно место этой ночью.

– По рукам, – сказал Рамсон.

– По рукам, – эхом отозвался Богдан.

Они обменялись рукопожатием.

Рамсон решил пойти обратно по Дамбе. Подобным ему людям суждено таиться в тени и чахнуть без света и надежды на лучшее. В конце концов, Иона оказался прав – в мире сирот, внебрачных детей и уличных оборванцев не было места добродетели и доброте. Мир делился на победителей и побежденных; обладавшие властью сметали с пути неимущих, как пешки с шахматной доски.

Когда Иона умер, Рамсон поклялся душой своего друга, что никогда не станет одной из пешек.

Если план Рамсона сработает, он больше не будет пешкой в тени Керлана. Керлан умрет, а Рамсон будет править балом, сидя на легендарном троне владельца самого крупного торгового предприятия Кирилии.

За годы, проведенные на обочине жизни, годы попыток угнаться за ускользающей тенью отца, годы, в которые он слушал перешептывания за спиной – незаконнорожденный, бастард, – наконец он получит свое. И он выполнит клятву, данную Ионе.

Живи ради себя.

Это для тебя, Иона, – подумал он и посмотрел в небо. Затянутое, как в тот день, когда их корабль попал в шторм и над его ухом прозвучал высокий спокойный голос.

Но и выйдя за территорию Дамбы, Рамсон не мог избавиться от невесомого чувства сожаления. Ана воссоединится с Мэй, и они уедут далеко-далеко, где будут свободны.

Что-то менялось в нем, когда он находился рядом с Аной. Тьма, махинации, холодный расчет уходили на второй план, обнажая едва заметные следы того, кем он был раньше. Мальчика, который был влюблен в океан. Мальчика, который хотел вечно бороздить его просторы, чтобы солнце светило ему в спину и волны облизывали руки. Он позабыл об этом мальчугане, у которого когда-то были большие мечты и глупые надежды. Он был добрым. Он был серебряным лучиком надежды.

Но чего стоила доброта, если миром управляли злые и жестокие?

Рамсон глубоко вдохнул, и лишь добравшись до трактира, где они остановились, вновь снял маску. Сегодня на Дамбе он был безжалостным, расчетливым, и во взгляде его не было жизни. Рамсон не хотел, чтобы Ана когда-нибудь увидела его таким.

В трактир Рамсон вернулся на рассвете, когда солнце уже поднималось над красными черепичными крышами и сияющими мраморными особняками Ново-Минска. Когда он с помощью запасного ключа открыл дверь в комнату Аны, девушка закрыла глаза и притворилась спящей. Она слышала, что некоторое время он стоял на пороге, а потом исчез, как тень.

Утром они встретились внизу во время завтрака, состоящего из каши с кусочками лосося и дрожжевого хлеба. В выражении лица Рамсона что-то переменилось.

– У меня есть новости, – сказал он с набитым ртом. Он вымылся и надел чистую белую рубашку с открытым воротом. Он прищурился и махнул в ее сторону ложкой. – Ты никогда не снимаешь этот капюшон?

– А ты всегда такой недалекий?

Ана рассердилась и отвернулась изучать трактир. Он был почти пустой, только парочка изнуренных путешественников за рассохшимся деревянным столом склонилась над кружками темного эля. И тем не менее Ана сидела напротив Рамсона, низко надвинув капюшон.

– Более того, разве тебе не стоит быть осторожнее? После того случая с наемниками?

Рамсон откинулся на спинку стула и, угрожающе размахивая ложкой, сказал:

– Осторожность мое второе имя, милая моя.

– Поэтому тебя связали и увезли спустя тридцать минут, как я оставила тебя одного?

– У меня все было под контролем, – Рамсон ухмыльнулся, увидев реакцию Аны. – Ладно-ладно, скажем так: я подстраховался. Один важный человек заинтересован в том, чтобы я жил.

Ана опустила ложку в тарелку с густой кашей.

– Так что за новости?

– Мэй будет выступать через три дня. За день до бала у Керлана.

Ложка выпала у Аны из рук. На стол пролилась каша. Весь мир – скудно освещенный трактир, витающий в воздухе запах копченой рыбы, выщербленный деревянный стол – исчез.

– Как ты узнал?

– Я все знаю.

– Ты абсолютно в этом уверен?