После площади мы повернем направо и пойдем по Виа Леопарди. Справа будет парк — Parco Oppio — названный так по древнеримскому названию этих мест (Оппий — одна из двух вершин Эсквилинского холма). Северная часть парка — та, которая первой окажется у нас на пути, — связана с человеком, чье имя во многих языках мира, включая русский, стало нарицательным (хотя в последнее время его теснит слово «спонсор»). Это имя — Меценат.

Гай Цильний Меценат был одним из ближайших друзей и соратников императора Августа. После века изнурительных гражданских войн, когда олигархические кланы грызлись друг с другом за власть, правление Августа искренне воспринималось современниками как новый золотой век. Раскол государства на западную и восточную части был предотвращен победой над Антонием и Клеопатрой. Постоянные конфискации имущества, которыми наказывали своих противников все без исключения претенденты на власть предыдущего столетия, тоже прекратились. Большим военным талантом сам Август не обладал, но его полководцы успешно стабилизировали обстановку на внешних границах. Правда, не обошлось и без трагедий — так, в 9 году н. э. три отборных легиона генерала Квинтилия Вара попали в засаду, устроенную германцами, и были уничтожены. От удара на этом направлении римляне не оправились никогда и больше за Рейн старались не соваться.

Плодами мира Август пользовался не менее ловко, чем плодами военных побед: он с большой помпой закрыл двери храма Януса в знак отсутствия войн на всей подвластной Риму территории — до него в последний раз такое происходило в незапамятные полусказочные времена.

Разбогатевшему государству понадобилось более многочисленное и эффективное чиновничье сословие. Среди старой сенатской аристократии хороших управленцев было немного: патрицианская верхушка гнушалась почти любой практической деятельностью, особенно связанной с деньгами. Поэтому при Августе социальная мобильность достигла невиданного ранее размаха. Сословие всадников — богатое, но политически бесправное — впервые получило доступ и в Сенат, и к управлению провинциями, и к высоким государственным постам.

Из этого сословия происходил и Меценат. То есть, конечно, он считался потомком таинственных этрусских царей (с этого комплимента начинается любой сборник поэзии Горация: «Славный внук, Меценат, праотцев царственных…»[31]). Но ссылки на безвестных аристократических предков — любимое развлечение безродных выскочек всех времен и народов.

Меценат прошел с Августом долгий путь: он вместе с ним воевал, он оставался на хозяйстве в Риме, когда правитель отлучался в провинции, он вмешивался в судебно-карательные инициативы Августа, неизменно с целью их смягчить — и Август был ему за это признателен. Но главную свою роль, благодаря которой он вошел в историю и в языки народов мира, он сыграл на поприще культуры.

Мы сказали «культуры», а могли бы сказать «пропаганды». Очевидно, что для Августа важной была именно пропагандистская составляющая. Но гениальность Мецената заключалась в том, что для этих целей он рекрутировал не присяжных стихоплетов, которых всегда найти нетрудно, а поэтов такого масштаба, что их произведения и спустя две тысячи лет читают, изучают, пародируют и переводят. Свою пропагандистскую функцию он тоже выполнил сполна: литературу той эпохи синонимично называют то «золотым», то «августовским» веком римской поэзии. Августу бы это понравилось.

Вергилий, вдохновляемый музой истории Клио и музой трагедии Мельпоменой. Мозаика III века н. э. из провинции Африка, ныне в музее города Бардо, Тунис.

Меценат получил в пользование большой участок на Оппиевой вершине Эсквилина. Это нездоровое место с незапамятных времен служило бедняцким кладбищем (археологи раскопали множество могил вдоль Виа Джованни Ланца). Гораций даже пишет, что до нововведений Мецената вдоль стены под открытым небом лежали побелевшие от солнца кости. Меценат разбил там огромный публичный парк и поселился сам. Летом, когда римский климат становился особенно невыносим, на Эсквилин приезжал погостить к другу сам Август. Где-то в поместье проходили и знаменитые публичные чтения. Где же?

В 1874 году при перепланировке эсквилинского квартала архитекторы Веспиньяни и Висконти обнаружили возле Виа Мерулана древнеримское здание с кирпичным полом, сложенным в узор вроде рыбьего хвоста (такая кладка называется opus spicatum), мозаикой и семиступенчатым полукругом в одном из торцов. В нишах были нарисованы окна-обманки, за которыми как будто виднелись сады с буйной растительностью, фонтаны и птицы. В конце XIX века эти фрески были хорошо видны, но сейчас, к сожалению, они почти неразличимы.

Зная, что окрестности этого места связаны с именем Мецената, первооткрыватели решили, что полукруг — это миниатюрный зрительный зал и что они нашли то самое место, где гости вельможи слушали выступления поэтов и музыкантов. Не исключено, что это так и есть, хотя в литературных источниках о таком сооружении ничего не говорится. Если вы попадете в «Аудиторию Мецената», имейте в виду, что здание достраивалось и перестраивалось с древних времен почти до наших дней. Крыша, в частности, — недавняя; изначальная не сохранилась.

О чем говорят литературные источники — так это о башне Мецената, в те времена — самой высокой точке Эсквилина. Гораций называет ее «громадой под облаками», а Светоний утверждает, что именно с этой точки Нерон наблюдал за пожаром Рима, распевая поэму собственного сочинения о гибели Трои. К сожалению, от башни не осталось никаких следов. Где она стояла — можно только гадать. Большинство исследователей считают, что она могла находиться напротив Аудитории, там, где сейчас театр «Бранкаччо».

В конце жизни Меценат отошел от государственных дел. Он доживал свой век в эсквилинском поместье, изнуренный нервной болезнью и бессонницей, засыпая только под неторопливый плеск фонтанов. Похоронили Мецената на Эсквилине, а спустя два месяца умер и Гораций, почти сдержавший данное когда-то в стихах обещание не пережить друга.