Она отвела взгляд и посмотрела в окно, за которым сиял ясный, солнечный день.

– В этом нет нужды. Они не сделали мне ничего плохого, и теперь мне хочется только одного – забыть о том, что случилось.

Но Бэллард не собирался отступать:

– Конечно, я все понимаю. Вы прошли через ужасные испытания и, вполне естественно, хотите вычеркнуть их из своей памяти, но сначала вы должны рассказать мне все, что помните. Начните с описания местности, где вас сняли с поезда.

Она раздраженно ответила:

– Пока меня везли, у меня на глазах все время была повязка. Я понятия не имею, где находилась. И все индейцы кажутся мне на одно лицо.

– Это были канза, это наверняка были они! У них ведь были на головах волосяные гребни, не так ли? Остальные пассажиры говорили, что видели эти гребни. Вы тоже должны были их видеть – гребни волос, торчащие на бритых головах.

– У некоторых их них были длинные волосы.

– Длинные? – изумился он.

Такие волосы были только у одного, напомнило Сэм ее сердце. Но Джарману она этого не скажет.

– Да, длинные. А их лица были покрыты разноцветными полосами краски, так что я не смогла бы описать ни одного из них. Впрочем, это и к лучшему, ведь мне не хочется об этом говорить.

Он отпустил ее руки, встал и впился в нее сердитым взглядом.

– Вы будете об этом говорить, хотите вы того или нет, потому что я собираюсь схватить этих краснокожих ублюдков и добиться, чтобы их повесили.

Она встретила его разъяренный взгляд не дрогнув.

– Я ведь уже сказала вам – я хочу об этом забыть. Для меня все уже кончено.

– Они…

– Они только продержали меня у себя несколько недель, вот и все. Вам незачем за ними охотиться, незачем их убивать. Прошу вас, Джарман, дайте мне обо всем забыть.

Бэллард разозлился еще больше:

– Женщина, вы никак не можете этого забыть! И я не могу. То, что они с вами сделали…

– Они ничего со мной не сделали. Они не принуждали меня к сожительству. Я не была изнасилована.

Оттого что пришлось произнести это вслух, Сэм слегка покраснела, но ей хотелось, чтобы все наконец стало ясно раз и навсегда. Джарману незачем знать, что она по собственной воле отдалась мужчине. Это останется ее тайной, что же до Джармана, то она приложит все силы, чтобы стать ему хорошей женой. Правда, он все больше и больше ей не нравился. Почему он не считается с ее желаниями?

Бэллард постарался взять себя в руки. Что толку кричать на нее, называть ее лгуньей? По-видимому, доктор Поттс прав, и ее разум пытается таким образом защитить себя. Она гонит от себя всякие воспоминания о том, что с ней случилось, и делает вид, что всего этого кошмара просто не было.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Мы больше не будем об этом говорить. Но я хочу спросить о другом: назывались ли при вас какие-нибудь имена?

– Нет. Я ничего не помню.

– Но…

– Нет. – Она протестующе всплеснула руками. – Почему бы нам не поговорить о других вещах? Например, о нашей свадьбе.

Чем скорее они поженятся, тем скорее она сможет приспособиться к своей новой жизни и тем дальше сможет отодвинуть от себя то, что было, и то, что не сбылось.

Почувствовав внезапную неловкость – ведь он не собирался на ней жениться, пока не прибудет остальная часть ее приданого, – Бэллард счел за лучшее сказать:

– Я вовсе не собираюсь торопить вас, дорогая, тем более после того, что вам пришлось пережить. Жена одного из офицеров, миссис Ларкинс, сказала мне, что будет рада, если вы поживете с ней и ее семьей, и предложила помочь со свадьбой. Я повидаюсь с ней и сообщу, что вы уже здесь, впрочем, она, полагаю, уже об этом слышала. Я узнаю, можете ли вы переехать к ней прямо сейчас.

– Я бы не хотела жить с незнакомыми мне людьми. Нет ли здесь какой-нибудь гостиницы?

– Что за нелепый вопрос? Вам надо пожить с цивилизованными людьми. Я займусь этим сейчас же.

И прежде чем Сэм успела что-либо возразить, он прижал к ее лбу холодные губы и торопливо вышел из комнаты.

Бэллард приготовился к неизбежным встречам со своими сослуживцами-офицерами. По дороге к дому Ларкинсов они несколько раз останавливали его, чтобы справиться о Селесте. Он говорил им, что она чудом не пострадала, и делал особый упор на то, что она не может сообщить ничего, что могло бы навести на след похитителей, так что остается лишь одно – постараться обо всем забыть, ведь, не имея хоть каких-то путеводных нитей, он не сможет изловить негодяев. Но по выражениям лиц своих собеседников Джарман видел, что в форте еще долго будут помнить о происшедшем, и, значит, чем скорее он уберется из армии, тем лучше. Он не хочет, черт возьми, чтобы ему постоянно напоминали о том, что его жена спала с индейцами, будь они неладны, эти проклятые краснокожие!

Миссис Ларкинс уже знала новость и ждала капитана Бэлларда, чтобы взять обратно свое приглашение. Преисполненная сочувствия, она с готовностью объяснила:

– Страшно даже представить, через какие страдания прошла эта бедняжка, капитан. Теперь ее наверняка мучают кошмары и она просыпается с криками – и вы, конечно же, понимаете, что я не могу подвергать подобным испытаниям своих детей.

– Да, да, разумеется, – вежливо согласился Бэллард, подозревая, что на самом деле она пошла на попятную совсем по другой причине. Он был раздосадован, но не удивлен. Многие поступили бы точно так же, предложим им кто-нибудь приютить в своем доме человека, который побывал в лапах у индейцев. Очевидно, Селеста интуитивно почувствовала это и именно поэтому пожелала поселиться в гостинице. В конце концов, Бэллард решил, что это не такая уж плохая идея, и вспомнил, что в городе есть пансион, который содержит вдова проповедника. Возможно, ее удастся уговорить на некоторое время взять к себе Селесту.

Поблагодарив миссис Ларкинс, он собрался было откланяться, но та внезапно предложила:

– Я думаю, жены офицеров захотят устроить в честь мисс де Манка небольшой прием.

Бэллард сказал, что это будет очень мило с их стороны, и решил, что непременно поймает миссис Ларкинс на слове.

Они просто должны устроить этот прием, потому что так полагается. Офицерам и их женам придется принять Селесту в свой круг. И он, Бэллард, тоже ее примет, но только – твердо и зло напомнил он себе – после того, как ее отец наконец даст за ней приличное приданое. В противном случае он отправит ее обратно во Францию.

Кейд смыл последние остатки боевой раскраски с лица и тела и, сложив штаны из оленьей кожи, засунул их в седельную сумку. Пора было возвращаться к жизни белого человека.

До дома федерального агента по делам индейцев, который находился возле Рощи Совета, надо было ехать несколько дней, но Рэмзи не торопится. Ему хотелось побыть одному, чтобы поразмыслить о том, что произошло. Кейд испытывал невыносимую душевную боль из-за того, что придется навсегда вычеркнуть из памяти дни, проведенные с любимой женщиной. Покинуть ее, не сказав на прощание ни единого слова, было нелегко. Пожалуй, это было самое трудное, что ему доводилось делать в жизни. Но сделать это было необходимо. Теперь ему остается только одно – страдать от последствий собственной слабости. А ведь когда все начиналось, он совсем не собирался с ней спать и, уж конечно, вовсе не хотел в нее влюбляться.