Он перевел взгляд на телевизор. На экране все еще мерцали слова тошнотворного цвета: «Надеемся, вам у нас понравится».

Шеппард обхватил ящик с двух сторон и уставился в экран, словно взглядом хотел вызвать этого, в лошадиной маске.

– Эй, ты! Ты меня слышишь? Я хочу поговорить с тобой!

Буковки продолжали мерцать.

– Ты! Слышишь, подонок? Где ты там?

Нет ответа.

Его охватило отчаяние. Не соображая, что делает, он вскочил на ноги и схватил телевизор. Поднял над головой и собрался изо всех сил шмякнуть об пол, но в последнюю секунду почувствовал, что кто-то положил ему на плечо руку. Он повернулся и увидел перед собой печально улыбающуюся Мэнди. Он посмотрел на Ту, что в наушниках, на Райана и увидел в их глазах нечто вроде поддержки.

Шеппард упал на колени, больно стукнулся об пол, несмотря на ковер. Таймер показывал, что осталась одна минута. Он поднял глаза к потолку, словно хотел призвать к помощи высшие силы…

– Морган Шеппард. Убийца – Морган Шеппард.

– Чего ты боишься больше всего? – спросил его однажды Уинтер, сидя, как всегда, в обычной позе психотерапевта в кресле с высокой спинкой. Нога на ногу, очки на носу, на коленях – раскрытый блокнот. Посмотришь на него – и сразу поймешь, кто он по профессии.

– Что про меня все забудут, – ответил Шеппард, подумав несколько секунд.

Уинтер наклонился вперед и пристально посмотрел на него.

– Чаще люди говорят, что больше всего они боятся смерти.

– От смерти никуда не денешься, а вот когда тебя помнят, значит уважают.

Уинтер снял очки и постучал ими о подлокотник кресла.

– А ты интересный человек, Морган.

– Спасибо, – улыбнулся Шеппард.

Уинтер тоже улыбнулся, хотя несколько с запозданием.

– Сам не знаю, что я хотел сказать: комплимент или нет.

Сейчас Шеппард мог взять с собой надежду на то, что его никогда не забудут. Он уйдет как трагическая фигура, как человек, которого захватили в заложники и держали в гостиничном номере. Но, глядя в лица людей, которых он подвел, он желал иного финала. Ему бы все-таки хотелось их спасти.

Итак, он назвал свое имя, и опять ничего не произошло. А чего же он ждал? У него что, настолько съехала крыша, и он поверил, будто убил Уинтера, а потом взял и забыл об этом? Нет, конечно, он лишь хватался за соломинку.

А теперь вот совсем ничего не осталось. Шеппард поднял глаза и посмотрел на Райана. Юноша работал в этой самой гостинице и теперь в ней умрет. Сейчас Райан казался ему гораздо моложе. Испуганный ребенок, пытающийся сделать бесстрашное лицо, он время от времени поднимал голову и оглядывался, убеждаясь, что все остается по-прежнему. Райан никогда больше не увидит родных, родителей, которых содержал своим трудом.

Рядом с Райаном сидела Мэнди. Блондинка, чьи волосы он увидел над кроватью, когда очнулся, пристегнутый к этой самой кровати наручниками. Тогда она казалась испуганной, но теперь лицо ее было стоически спокойным, почти смиренным. За короткое время, которое он ее знал, Шеппард понял: умирая, эта девушка не станет ни плакать, ни кричать. Натура благородная, с правилами. И одно из них – умирать надо молча.

На полу сидела Рона, наушники висели на шее. Руки девочка глубоко засунула в карманы курточки. Она беззвучно плакала, и слезы беспорядочно текли по щекам. Она время от времени вытирала их, словно злясь на себя за то, что раскисла. Когда ей надоело это занятие, она спокойно встала и подошла к Констанции Ахерн. Даже не взглянув на прикованную к стулу женщину, прошла мимо. Залезла под стол и привычно устроилась там, где и провела последние три часа. Поймала взгляд Шеппарда и ответила ему пустотой в глазах. Снова надела наушники.

И Констанция Ахерн больше не была похожа на безумную. В конце концов затихла, не отрывала глаз от кровавого пятна на подоле платья. Эта женщина сама себя превратила в чудовище и сейчас, возможно, впервые это поняла. Вера ее нисколько не спасла, только усилила худшие страхи. Шеппард понимал, что вера не всегда столь разрушительна, но здесь она лишь помогала Констанции поддерживать ее взгляды. Нет больше женщины, чья самая большая проблема была в том, что она отреклась от собственной дочери, теперь она – убийца. Может быть, если и есть где-то Бог, она сумеет искупить свой грех.

Шеппард по очереди оглядывал товарищей по комнате: он все еще не знал, кто же это совершил. Может быть, самое первое подозрение было правдивым. Может быть, Уинтера убил Алан Хьюз и убийство было связано с делом Макартура. Впрочем, вряд ли – много несоответствий. Здесь что-то совсем другое. Да и улики неубедительны. И тайна убийства Саймона Уинтера – еще не самая большая.

Тридцать секунд осталось… а много ли тут народу? Сколько семейств с детьми остановилось в гостинице? Сколько окажется на улице рядом со зданием? Сколько будет жертв? И кого во всем обвинят, его? Ведь родственники погибших узнают: здание взорвано потому, что он не разгадал элементарную загадку.

Простейший факт заключался в том, что, сколько себя помнил, он всегда убегал, он вечно боялся, что кто-нибудь об этом узнает.

– Никакой я не сыщик, – прозвучал его голос в тишине комнаты.

Никто не повернулся, никто не признал, что он прав. Слова его повисли в воздухе. Как эпитафия к ночному кошмару.

Ведь именно этого хотел человек в лошадиной маске, разве нет? Ради этого и затевалась вся история.

Осталось десять секунд, и Шеппард вспомнил о матери – в первый раз за долгое время. Она гнила заживо в доме престарелых на севере Лондона. Потом вспомнил о своем агенте: он, вероятно, очень пожалеет о потере столь замечательного денежного канала. Двое, которым, возможно, будет его не хватать. Может быть, есть и поклонники, которые оплачут его и скоро забудут ради новой и лучшей игрушки, сами не заметят, как это произойдет. Живое всегда интересней, чем мертвое.

Восемь.

– Простите меня, – сказал он.

И снова никто не ответил, но он должен был это сказать. Он всех подвел. Всех. И теперь из-за него они умрут.

Семь.

«Грейт-отель» сейчас превратится в большую кучу мусора.

Шесть.

Забавное место для гибели.

Пять.

Интересно, будет ли расследование? Поймают ли типа в лошадиной маске?

Четыре.

Или станут плясать на его могиле под крики: «Туда ему и дорога!»

Три.

Как жаль, как все-таки жаль!

Две.

«Порой нам надо воочию увидеть то, чего мы желаем», – прошептал Уинтер ему на ухо, и Шеппард велел ему заткнуться. Он хотел умереть в покое.

Одна.

Он закрыл глаза. Быстро ли все случится? Будет ли больно?