Светлана рассмеялась – надо же, Куликов оказался вовсе не таким дурачком, каким представлял его себе Павел. Он все давно вычислил и теперь наверняка потребует денег. Так и произошло. Резниченко, помявшись, не стал скрывать, что интересуется этой историей, как журналист.

– Ну вот, теперь мне все понятно, – произнес Куликов. – А женщина, она тоже об этом пишет? Значит, вы вдвоем занимаетесь одной темой. Ну что ж, ребятки, скажу я вам, вы попали именно к тому, к кому нужно. У меня в жизни есть два любимых занятия – живопись и детективы. Меня это дело всегда занимало…

Куликов, подойдя к полотну, сдернул желтовато-грязную простыню, обнажив свой шедевр. Светлана присмотрелась – на холсте была изображена обнаженная девушка с закрытыми глазами и подвернутой ногой, лежащая на куче сухих листьев.

– Ну что, впечатляет? Это и есть Оксана Винокурова. Я никому не показывал эту картину, только вам. Но, чтобы узнать, платите. Тысяча рублей за рассказ.

– Триста, – произнес Резниченко.

Бородач поморщился, в итоге после недолгой торговли сошлись на шести сотнях. Получив деньги и тщательно пересчитав несколько раз, Куликов засунул их в карман пиджака и сказал:

– Так-то хорошо. За все нужно платить, мы живем во времена свободного рынка.

– Ну и где же рассказ о том, что было на самом деле? – нетерпеливо спросил Павел.

Куликов, отпив кофе собственного приготовления, начал повествование.

Все, что он рассказал, было уже Светлане известно. Куликов знал многие детали и умел подбирать нужные слова.

– И после того, как погиб Кирилл Безбородько, я задался вопросом: уж не Винокуровы ли мстят за свою дочь? Может, они своего младшего сына науськивают? А когда взорвался самолет со Стаховским… Хе-хе, но тут может быть и кое-что другое…

– Что именно? – спросил Резниченко, Куликов ответил с хитрецой:

– Много чего, твои деньги закончились. А знаю я очень много. То, что убивал не один Таранцев, это давно не новость. У нас в городе об этом особо не распространяются, к чему лишние неприятности с властями. А вот еще кое-что известно только мне. Я сам до этого додумался.

Внезапно хлопнула входная дверь, Светлана вздрогнула от неожиданного звука, который был похож на выстрел из пистолета. Куликов успокоил ее:

– Это сквозняк, я никогда дверь не закрываю, когда дома. Я не боюсь воров, я с ними дружу.

– Так что же тебе, Боря, известно? – в который раз спросил Резниченко, до крайности заинтригованный рассказом Куликова. – Если все, что ты только что нам поведал, правда…

– Не сомневайся, это правда, – ответил Куликов. – Я же говорю, Безбородько-старший стремился во что бы то ни стало выгородить сынка, он не хотел, чтобы его чадо попало под суд по обвинению в соучастии в изнасиловании и убийстве. Но то, к чему я пришел своими собственными дедуктивными выводами, просто потрясающе! Более того, мне такое известно про Стаховского…

– Говори, мы заплатим, – быстро произнес Резниченко. – Сколько?

– Пять тысяч, – ответил тот. Когда же Павел достал кошелек и вынул пятисотенные купюры, то Куликов поморщился: – Пять тысяч долларов, а не рублей. Информация у меня эксклюзивная. То, что мне известно, перевернет все с головы на ноги. Так что за это надо платить…

– У меня нет таких денег, – сказал Резниченко. – Тысяча!

Борис Куликов обиженно протянул:

– За кого же ты меня принимаешь, за последнего идиота? Пять тысяч – и ни долларом меньше. Я не тороплюсь, ты можешь найти меня в любой момент в моей мастерской. И когда будут деньги, тогда и заплатишь. Я открыл истину случайно, в тот день, когда взорвался самолет Стаховского. Смотрел телевизор, слушал про него траурный репортаж и понял вдруг – я же знаю то, что другим неизвестно! И поторопись, я хочу вообще-то обратиться к другим журналистам, так что если желаешь стать первым, то принеси деньги в течение двух дней, я тебе все расскажу. А если опоздаешь – позвоню конкурентам.

– Я тебе не верю, – сказал Резниченко, однако эти слова не возымели действия. Куликов упорно стоял на своем – деньги, а потом сведения. Ничего не добившись, Павел пообещал в течение двух дней достать нужную сумму, и им со Светланой не оставалось ничего другого, как удалиться.

– Ну вот, верно я говорил, Светочка, что визит к Куликову многое нам даст, – сказал Резниченко, когда они выходили из подъезда. – Надо же, какую он нам выдал историю, это же все меняет!

Светлана, удержавшись от соблазна заметить, что эту историю она узнала от других людей и раньше, позволила проводить себя до дома Ватутиных. Павел, вглядываясь в темную пасть подъезда, сказал:

– Кажется, я уже был на этой улице. Позвольте, тут же живет Григорий Иванович Ватутин, следователь, который вел дело по убийству Оксаны. А что вы-то здесь делаете?

– Я здесь временно живу, – ответила Ухтомина. – Ну, Паша, настала пора сказать друг другу «до свиданья».

И, оставив недоумевающего Резниченко, Светлана вошла в подъезд. Стоя около двери Ватутиных, она услышала, как наверх, вслед за ней, кто-то несется. Она, паникуя, что никак не может найти ключ, позвонила. Дверь моментально открыли, как будто ее ждали.

– Светочка, а мы уже начали волноваться, – Нина Афанасьевна встретила ее в халате сиреневого цвета, с бигуди в волосах и смешной темно-красной косметической маской на лице. – Проходите же, а то дует!

Светлана вздохнула с облегчением, только оказавшись в своей комнате. Она не стала ужинать, хотя Нина Афанасьевна, сама доброта и гостеприимство, настойчиво советовала отведать ее пельменей домашнего приготовления.

– Для кого же я так старалась, Светочка. Это любимое кушанье Григория Ивановича, но и он что-то отказался. Приболел, давление и печень… Как прошел у вас день, много нового узнали?

Светлана желала, чтобы Нина Афанасьевна поскорее удалилась из ее комнаты, но Ватутина, словно не понимая, расселась в кресле и засыпала журналистку вопросами. Светлана почувствовала себя, как на допросе. Именно Нине Афанасьевне, а не ее супругу следовало бы работать в прокуратуре.

– Так, не очень, – Светлана решила проверить реакцию Ватутиной. – Представляете, мне удалось побывать в гостях у четы Винокуровых…

Услышав это, Нина Афанасьевна покачнулась. Сдобная улыбка погасла, губы задрожали, в глазах метнулась тень страха.

– И что же, эти отшельники вас приняли? Говорят, у них не дом, а настоящая военная база.

– Да, они меня приняли. И рассказали кое-что занимательное, – произнесла Светлана. – А потом я встретилась с Борисом Куликовым, тем самым, которого вначале подозревали в причастности к смерти Оксаны. Он тоже не молчал…

– И… и что вам стало известно? – раздался неожиданно голос Григория Ивановича. Все это время он, якобы уже крепко спавший, находился за приоткрытой дверью в комнату Светланы. И теперь вошел. Ватутин выглядел на самом деле неважно.