Смекнув, что на коротком пути к центурии его могут сцапать, Катон свернул влево, пересек участок, занятый артиллерийским обозом, и, лишь уткнувшись в оборонительный земляной вал, позволил себе забрать вправо, нервно поеживаясь и кутаясь в плащ. Он старался идти спокойно, хотя и понимал, что, если его задержат, вряд ли ему удастся найти вразумительное объяснение, на кой ляд оптиону шестой центурии четвертой когорты вдруг понадобилось прогуливаться в таком отдалении от своего бивака.

Но часовые его не видели, хотя и смотрели на лагерь, ибо он двигался в полосе тени, непроглядной для них. Путь был томительным, прошла целая вечность, пока перед ним не вырос знакомый штандарт. Где-то в ночи труба пропела сигнал тревоги для дежурной когорты. Мысленно выбранившись, Катон проскользнул в палатку и, не снимая плаща и сапог, завалился в постель.

— Это ты, Катон? — сонно спросили из темноты.

Катон затаился.

— Катон?

Нет, игнорировать Пиракса не стоит. Лучше уж подать голос.

— Да?

— Что там происходит?

— Откуда я знаю? Я был в нужнике, а там все как обычно. Правда, у штаба какая-то суматоха, вроде бы даже пожар.

— Эти штабные вечно что-нибудь напортачат, — зевнул Пиракс. — Разбуди меня, если огонь дойдет до наших палаток. Спокойной ночи, приятель.

— Спокойной ночи, — сонным голосом пробормотал Катон.

Но спать он не мог. Он лежал на спине, глядя вверх и даже и не пытаясь справиться с ужасом, который мало-помалу начинал брать его в неотступно сжимающиеся тиски.

Уперев руки в бока и закинув голову, Веспасиан сквозь обугленную дыру в крыше шатра смотрел в звездное небо. Потом он глянул на стоявших чуть в отдалении от него часовых. Те опустили глаза.

— И как, по-вашему, вор ухитрился пробраться в шатер, если вы добросовестно несли караул?

— Командир, мы несли караул как положено, — ответил центурион. — Четыре человека стояли у входа, еще четверо патрулировали периметр. Потом я произвел осмотр вспоротой боковины. Подозреваю, что злоумышленник проник внутрь через эту дыру и таким же манером ушел.

— Подозреваешь, вот как? — съязвил Веспасиан. — Превосходно, центурион, лучше некуда. Но мне бы хотелось узнать еще кое-что. Чем вы же занимались, пока этот человек проделывал для себя проход в шатер вашего легата.

— Прошу прощения, командир, но нас в это время вызвал трибун.

— Какой трибун?

— Дежурный трибун, командир. Гай Плиний. Явился, собрал нас… и устроил разнос. Он распекал нас.

— За что же?

— Прошу прощения, командир. За глупые разговоры.

— Вот как? И в чем же их глупость?

— Ну, в общем, командир… — Центурион смутился. — Некоторые из наших парней опасаются, что на островах, куда нас посылают, обитают чудовища.

— Что за бред? — поднял брови Веспасиан, стараясь не обнаружить своего беспокойства. — Откуда они это взяли?

Центурион пожал плечами.

— Слухи, командир… люди болтают всякое.

Веспасиан вздохнул.

— Итак, Плиний песочил вас всех за то, что вы чешете языками, как старые бабы, а в это время злоумышленник обшаривал мой шатер?

— Так точно, командир.

— Что ж, и тебя, и часовых ждет наказание. И, скорее всего, перевод в линейный отряд. Все, убирайтесь.

Караульные, понурившись, удалились. Веспасиан знал, что перспектива оказаться в строевой части страшила их больше всего. Штабную центурию в легионе считали элитной: там и с кормежкой было получше, и служба не очень обременяла, и этих счастливчиков практически не совали в рискованные дела. Правда, сейчас один из счастливчиков лежал в санитарной палатке с тяжелым ранением головы. Он был еще жив, но в сознание не приходил, и хирург сомневался, что ему удастся дожить до утра. Что было скверно, поскольку этот малый, возможно, видел нападавшего и смог бы его опознать. В данный момент важнее всего для Веспасиана было именно это.

Разбуженный, как и все прочие, треском, грохотом и криками, доносившимися из штабного отсека шатра, он влетел туда полуодетым и первым делом кинулся к сундуку. Замок был вскрыт, но все содержимое находилось на месте. Исчез лишь маленький свиток с личной печатью Клавдия, а это значило, что похититель знал, что искать. Сам по себе документ был Веспасиану не нужен, он помнил его наизусть, но теперь доступ к секретным сведениям получил и некто, для кого они не предназначались. И что будет, когда до Клавдия дойдет весть, что легат Второго имперского легиона позволил кому-то похитить собственноручное императорское письмо Веспасиан страшился и думать. Строгость, проявленная им по отношению к караулу, объяснялась отчасти его желанием принять кару за происшедшее не в одиночку, а хотя бы в компании этих (совершенно зажравшихся!) ротозеев и распустех.

Но, во всяком случае, вор все еще находился неподалеку, и был он, по всей вероятности, тем самым изменником, о котором говорилось в письме. А раз так, оставалась надежда изобличить негодяя и вернуть документ прежде, чем легион доберется до побережья, где слияние с другими имперскими подразделениям непреложно потребует доложить по инстанциям о пропаже. Имелась и некоторая наводка: от стола к прорези в ткани шатра тянулись капельки крови, далее на комковатой земле след терялся. Малость, но тем не менее очевидно свидетельствующая, что злоумышленник получил рану. Легкую, не помешавшую ему скрыться, но позволявшую его по этой мете искать. Озадачивало в факте ранения лишь одно. Часовой, оглушенный ударом по голове, был, скорее всего, застигнут врасплох и потому просто не мог перейти в контратаку. В таком случае напрашивалось заключение, что злоумышленника ранил кто-то другой.

Что с Лавинией? Страх за нее не давал Катону покоя. Где она задержалась? Почему не вернулась, как обещала? Если ее устрашила стремительность развития их отношений, и она решила не возвращаться, то — пусть, лишь бы с ней ничего не стряслось. А вдруг она уже шла назад и наткнулась во тьме на злодея, и тот, пока он преспокойно полеживал на кушетке, всадил в нее меч? От этой мысли ему сделалось совсем худо. Нет, нельзя, нельзя тут лежать сложа руки! Надо встать, надо вернуться к штабу, чтобы не мучиться неизвестностью, чтобы понять, жива ли она. Он уже дернулся, но у него хватило благоразумия подавить в себе этот порыв. Стражник, которого оглушили, определенно видел его и, несомненно, опознает при встрече. Оставалось лишь ждать и надеяться поутру разузнать что-то у Флавии. Не впрямую, конечно, а через письмо. Правда, не очень понятно, в какой степени на нее можно положиться. Она ведь — супруга легата, ей больше дорог свой муж, чем какой-то вольноотпущенный раб. А если Веспасиан узнает, что Катон был в палатке, то именно его он и заподозрит в краже чего-либо важного из сундука, ведь злодей безусловно прихватил с собой что-то. Как ни кинь, по всему получалось, что он, Катон, основательно влип и что, если дело откроется, никто и ничто ему не поможет. Кроме, разве что, все той же Флавии, она ведь всегда хорошо к нему относилась. Она поверит тому, что он ей скажет, и, возможно, найдет способ развеять собиравшуюся над ним грозу. Нужно будет обязательно поговорить с ней. И если выпадет случай, то прямо с утра.