— Остались с Уитфелдами, — ответил Шей, пристально глядя на Жозефину и ее телохранителя. — Мы подумали, что лучше не рисковать здоровьем миссис Уитфелд и не выводить ее вечером. — Он поклонился: — Добрый вечер, ваше высочество.

— Лорд Шарлемань, лорд Деверилл. — Она улыбнулась, ее глаза светились. — Еще раз приветствую, Элинор, Сарала. И еще раз благодарю, что пригласили меня на ленч. Мне недостает подруг, с которыми можно пообщаться.

Нелл улыбнулась в ответ, но Себастьян хорошо знал сестру и понял, что это лишь внешнее проявление дружелюбия.

— Теперь у вас здесь есть подруги.

— Извините нас, — вмешался Себастьян, — мы совершаем обзорную прогулку.

— Мы присоединимся…

— Нет. — Он взглянул на Шея. — Приятного аппетита.

Когда они пошли дальше, Жозефина оглянулась.

— Ваше семейство кажется очень дружным.

— Мы не только родственники, но и друзья, — согласился Себастьян.

— И вам это нравится. Я вижу это по вашим глазам.

— Их присутствие дорого мне, — признался он, сказав себе, что если он говорит искренне, она могла бы сделать то же самое. — Я мало на кого полагаюсь, но знаю, что могу положиться на них. Они помогают мне, даже когда я не хочу признаваться, что нуждаюсь в этом.

Жозефина пристально смотрела на него:

— Вы ведь говорите о том времени, когда потеряли жену?

Себастьян не мог полностью скрыть дрожь.

— Да.

Жозефина откашлялась.

— Должно быть… приятно… знать, что всегда есть кто-то, к кому вы можете прийти и поговорить, когда вам нужно дружеское ухо.

Она просто сочувствует? Или намекает, что хочет поговорить с ним?

— У меня есть пара ушей, — сказал он медленно.

— Да, но будут ли они слушать?

— Полагаю, это зависит от того, что вы желаете им сказать.

— Ничего в большой компании. Может, наедине, кто знает?

Себастьян повернулся поприветствовать знакомых, одновременно взглянув на шагавшего позади лейтенанта Мея.

— Если вы что-то затеяли, Жозефина, — сказал он тихо, — я сверну вам шею. Клянусь.

— Никаких игр, — прошептала она в ответ, махнув кому-то, — мне нужно поговорить с вами приватно.

— Тогда сделаем вид, что мы случайно разошлись. Видите впереди сводчатый проход направо?

— Да.

— Встретимся с другой стороны арки. — Говоря это, он отцепил карманные часы и сунул их в другой карман, цепочка повисла свободно. — Эй! — крикнул он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Держи! Воры!

Жозефина скользнула в толпу, а Мельбурн, схватив лейтенанта Мея за локоть, напомнил ему о необходимости исполнения его долга. Указав на пропавшие часы, он послал Мея в одну сторону, а сам исчез в другом направлении.

Отлично сработано. С бьющимся сердцем Жозефина прошла мимо арки, затем скользнула в толпу гуляющих и выбралась из нее, едва миновав покрытый розами куст.

Нырнув под его ветви, она нашла тускло освещенную дорожку. Почувствовав, что оказалась на виду, Жозефина шагнула под свисающие ветви огромной глицинии. Логика и здравый смысл звали ее вернуться в ложу и хранить молчание. Осталось провести в Лондоне всего две недели, у нее и родителей прекрасные шансы уехать целыми и невредимыми.

Отец сказал, что позаботится о проблемах, которые доставляет герцог Мельбурн.

Именно из-за этого заявления все фибры ее души, все клеточки тела требовали, чтобы она оставалась здесь, пока не сможет предупредить Себастьяна. Чем бы это ей ни грозило, она не допустит, чтобы ему причинили вред. И чтобы причинили вред тем людям, которые с надеждой скупали акры земли в Коста-Хабичуэле.

Хорошо одетый крупный мужчина шагнул на дорожку из арки и обернулся. Стройная женщина с растрепанными ярко-рыжими волосами опутала его руками и ногами. Они страстно поцеловались, и мужчина дернул вниз тугой лиф платья, открывая грудь женщины.

Жозефина смотрела как зачарованная. Чья-то рука, протянувшись сзади, закрыла ей рот.

— Лорд Каслтон и его последнее приобретение, — раздался у нее над ухом тихий шепот Себастьяна.

Положив руку ей на плечо, он повернул ее лицом к себе. Наконец они снова одни, как ни кратко и сомнительно это уединение. И Жозефина знала, что он сердится на нее и имеет на это серьезные основания. И все еще…

Она положила руки ему на грудь, чтобы тверже стоять на ногах.

— Так, Себ…

Его губы, голодные и горячие, с привкусом портвейна, накрыли ее рот. Едва помня о соблюдении тишины, Жозефина крепко обняла его, прижимаясь к нему. Желание сотрясало ее.

Когда он отстранился на дюйм, она лизнула его подбородок.

— Эти двое возбуждают тебя? — дрожащим голосом прошептала она.

— Ты меня возбуждаешь. Ты ведьма? Это черные чары. — Он поцеловал ее снова, взяв в ладонь ее грудь. Его прикосновение жгло через тонкий шелк платья.

— П-прекрати, — с трудом выговорила Жозефина, притягивая его к себе.

— Правильно. — Он вытер рот тыльной стороной ладони. — У нас мало времени. Сюда. — Повернувшись, он исчез между глицинией и дубом.

Едва разбирая его темную фигуру в вечерней мгле, она следовала за ним бесшумно, как могла. Наконец они достигли крошечной полянки, и Себастьян снова повернулся к Жозефине, его глаза серебрились в слабом свете луны.

— Вы хотели поговорить со мной, как я понимаю?

Страстный возбужденный Себастьян исчез, его место занял несгибаемый герцог Мельбурн. Это были два разных существа, обитающие в одном теле, и Жозефина не была уверена, кто ей сегодня нужен.

— Спасибо, что так мне доверяете, — сказала она в тон его приглушенному голосу.

— Я вообще вам не доверяю, — ответил он. — Но очевидно, продолжаю питать надежду, что в вас осталась хоть крупица благопристойности.

Это худшее из всего, что он говорил. И она даже не могла возразить.

— Я хочу, чтобы вы знали две вещи, — вскинула она подбородок в ответ на его пристальный взгляд. — И они обе — правда.

— Скажите, и я сам решу, верить вам или нет.

— Хорошо. Я… я понятия не имела, что отец хотел продавать землю.

— Потому что это более преступно, чем получение банковских денег и продажа облигаций, чтобы финансировать воровство?

Боже, он действительно все знает!

— В этом случае пострадает только банк. Ему бы пришлось выкупить облигации. Продажа земли — другое. Это больше, чем… воровство, — ответила Жозефина, удивившись, что произнесла слово вслух. Отец никогда не позволял этого говорить. — Он хочет отправить туда поселенцев. Люди могут умереть, Себастьян. Целые семьи.