Дни и ночи протекали в беспрерывных мечтаниях. Обычно в такие дни, как этот, звуки природы порождали в голове мальчика множество музыкальных идей, и, переполненный ими, он убегал с отцовского двора куда-нибудь в лес. Вот и на этот раз в ответ на птичью трель Даниэль просвистел собственную вариацию, которая развилась в мелодию буквально на ходу. Пальцы уже теребили невидимые гитарные струны. Даниэль вздрогнул и почувствовал непреодолимое желание срочно взять в руки инструмент. Иначе, как ему тогда казалось, будет безвозвратно утеряно что-то очень важное. Позже, уже будучи взрослым, он нередко вспоминал тот солнечный день. Не было на свете силы, которая в тот момент могла бы удержать его от музыки.

Босой, в рабочем комбинезоне на голое тело, Даниэль осторожно, словно делал что-то запретное, прокрался в дом за гитарой, а потом устремился вниз, к озеру Блакошернен. И не успел устроиться на ветхих мостках, как под нервный гитарный аккомпанемент полилась переполнявшая его мелодия. Это были мгновения чуда, и они запомнились Даниэлю навсегда.

Но счастье продолжалось недолго. Как видно, кто-то из парней успел его заметить и наябедничал. Стен появился неожиданно, в трусах и с обнаженным торсом, и, ругаясь на чем свет стоит, двинулся на Даниэля. Тот совсем растерялся и лихорадочно соображал, стоит ли ему попросить прощения или броситься наутек. Воспользовавшись минутным замешательством, Стен выхватил у мальчика гитару и так широко ею размахнулся, что в следующую секунду схватился за локоть и взвыл от боли. Ничего серьезного не случилось, но Стен смешно замахал руками, и лицо его сделалось красным. Тяжело дыша, он еще раз занес несчастный инструмент над головой и обрушил его на мостки с такой силой, что тот раскололся на части. На мгновение Стен застыл, разинув рот. Похоже, он и сам был шокирован происшедшим. Но у Даниэля словно вырвали сердце. Он вскочил и, выкрикивая на ходу ругательства, которых никогда не употреблял по отношению к приемному отцу, со всех ног понесся к дому. Там он спешно собрал в рюкзак свои диски, взял кое-что из одежды и исчез навсегда.

Даниэль помчался к трассе Е4, где просидел несколько часов, прежде чем его подобрал направлявшийся в Гевле грузовик. Юноша скрылся в южном направлении, где некоторое время жил в лесу и питался ягодами да яблоками и грушами, которые воровал в садах. Незнакомая пожилая женщина угостила его бутербродом с ветчиной и подбросила до Сёдертелье. Там ему встретился молодой человек, который пригласил его на обед и довез до Йончёпинга. Так вечером 22 июня Даниэль прибыл в Гётеборг.

Там юноша за гроши работал в порту. Он почти ничего не ел и спал на лестницах, зато шесть недель спустя смог купить себе гитару. Пусть даже не «Сельмер Маккаферри», как у Джанго, а обыкновенный подержанный «Ибанез». Даниэль хотел наняться на какое-нибудь судно до Нью-Йорка, но все оказалось сложней, чем он думал. Никто не решался брать на борт незнакомого молодого человека без паспорта и визы, пусть даже чернорабочим. Так проходили дни за днями. Даниэль не терял надежды, пока однажды вечером его не окликнула на набережной полная женщина в розовом костюме и с добрыми, как у матери, глазами. Она представилась как Анн-Катрин Линдхольм и сообщила Даниэлю, что он объявлен пропавшим без вести и находится в розыске. А потом пригласила его в контору социальной службы на площади Йернторгет.

Анн-Катрин рассказала, что беседовала со Стеном по телефону и составила о нем самое положительное впечатление. Уже одно это насторожило Даниэля. «Он ждет тебя», – повторяла женщина. На это юноша отвечал, что не желает возвращаться к старому придурку. Там его не ждет ничего, кроме побоев, его жизнь превратится в ад… и Анн-Катрин попросила рассказать все.

Выслушав, женщина предложила ему несколько вариантов действий, но Даниэлю не понравился ни один. Он объяснил ей, что давно вырос из детского возраста и может прокормить себя сам. Ему не нужны опекуны! На это Анн-Катрин возразила, что Даниэль еще слишком юн и покровительство взрослого наставника ему необходимо. И тут Даниэль вспомнил о «докторах из Стокгольма», как он их про себя называл. Это были медики и психологи, которые часто навещали его в детстве. Они задавали Даниэлю разные вопросы, постоянно что-то измеряли и записывали. И главное – давали ему тесты, множество разных тестов…

Не сказать, чтобы ему нравилось их общество. Одно время Даниэль даже плакал, чувствуя себя беззащитным и одиноким в их кругу. Но и неприязни к «докторам» не испытывал. Они были улыбчивы, все время хвалили его и называли «умницей». Ни один из них ни разу не произнес в его адрес худого слова. Тем более он не видел в их визитах ничего подозрительного. Даниэлю казалось естественным, что доктора хотят знать, каково ему живется в приемной семье, и он не имел ничего против того, что они записывали его ответы в журналы. Напротив, ему было дорого их внимание как знак того, что, несмотря ни на что, он все еще что-то для кого-то значит. Иногда их визиты становились для него прекрасным поводом избежать работы в поле. А позже, когда «доктора» стали интересоваться его музыкой, они и вовсе стали для мальчика самыми дорогими гостями. Он видел изумление на их лицах и слышал, как они перешептывались между собой, пока он играл перед ними на гитаре. Они снимали его на видео, и это оставляло мальчику надежду. Что, если кадры его концерта попадутся на глаза какому-нибудь продюсеру или директору студии звукозаписи, который захочет сделать из Даниэля звезду?

Доктора и психологи – чаще это все-таки были разные люди – представлялись Даниэлю исключительно по именам. Кроме одной женщины, которая – возможно, по оплошности – назвалась полностью и протянула ему руку. Но запомнил он ее совсем не по этой причине. Даниэль был буквально очарован стройной фигурой женщины и длинными рыжими волосами. Ее улыбка казалась искренней, а высокие каблуки проваливались в мох на немощеных дорожках возле их дома. Хильда фон Кантерборг – так ее звали – носила блузы с глубоким вырезом. Даниэлю запомнились ее огромные глаза и мягкие пухлые губы, которые он уже тогда мечтал поцеловать.

Это о ней думал Даниэль, когда попросил разрешения воспользоваться телефоном в конторе социальной службы. Ему дали телефонный справочник Стокгольма, и он долго листал его, прежде чем обнаружил то, что нужно. На некоторое время Даниэлю даже пришло в голову, что она назвала ему не настоящую свою фамилию, – ведь «стокгольмские доктора», очевидно, не были обыкновенными медиками. Но потом он все-таки нашел ее и набрал номер. Никто не взял трубку, поэтому Даниэлю пришлось оставить сообщение на автоответчик.

Следующую ночь он спал в городской миссии, а после работы снова вернулся в социальную службу. Там ему сообщили, что Хильда фон Кантерборг перезванивала в офис и оставила для него другой номер телефона. По нему она ответила. Даниэль обрадовался, услышав ее голос. Но Хильда фон Кантерборг очень огорчилась, когда узнала, что он убежал из приемной семьи. Она сказала, что ей «страшно жаль», а когда назвала Даниэля «маленьким гением», он почувствовал, как к глазам подступают слезы.

– Так помогите же мне, – попросил он.

– Милый Даниэль, – ответила Хильда, – я сделаю для тебя все, что в моих силах. Но наша задача – изучать, а не вмешиваться.