— И кто же этот посетитель?

— Не знаю, фамилия мне неизвестна. Исходя их этой информации, я делаю вывод, что Мокроусов выходит из-под контроля. Это опасно.

— А я, исходя из этой информации, делаю вывод, что блондинка работает не только на меня, но и на вас, — недовольно произнес Елизаров.

Его можно было понять. Какой разведчик доверит информации, полученной от двойного агента?

Но Елизаров не был профессиональным разведчиком, и только что шефу удалось посадить его в лужу.

Пожалуй, лишь за одно спасибо Крючкову — он не воспользовался промахом своего заместителя и не стал распекать его публично, при подчиненных.

— Не расстраивайтесь, — повторил Крючков излюбленные слова Елизарова, — я просто перестраховался по старой комитетской привычке. Как там сказал президент Рейган во время одной из встреч с Михал Сергеичем Горбачевым? Доверяй, но проверяй.

— Вы мне не доверяете? — вспыхнул Елизаров.

— Речь идет не о вас, — наставительным тоном произнес шеф, — речь о системе. Если добывание и проверку информации не поставить на систематизированную основу, то поражение неизбежно.

— Это все? — севшим голосом спросил Елизаров.

— Нет. Вскоре мне придется вылететь во Франкфурт. Там накопились дела, требующие моего обязательного присутствия.

— Это вне рамок моей компетенции, — отчужденно сказал Елизаров.

— Вам придется остаться на хозяйстве вместо меня.

— На какой срок?

— Недели две-три.

— Когда принимать дела?

— Об этом я сообщу дополнительно. Вам необходимо на это время отстраниться от личного участия в операциях. Я хочу, чтобы вы подготовили себе замену. У вас есть кандидатура на роль непосредственного исполнителя?

— Пожалуй, Курдюмов.

— Его анкетные данные я знаю. Мне тоже кажется, что он подходит. А каково ваше мнение о нем?

— Положительное. Только…

— Что — только? — заинтересованно спросил Крючков.

— В последнее время стал выпивать.

— Сильно злоупотребляет?

— Не думаю. На работе это никак не сказывается. Но в течение нескольких дней его уже дважды видели после работы в нетрезвом состоянии.

— Вот вам еще один объект для пристального внимания, — озабоченно сказал Крючков. — Может, его мучают вопросы морального порядка?

— Чужая душа — потемки, — Елизаров развел руками. — Он молчалив, на службе почти ни с кем не общается.

Крючков окинул стены своего кабинета рассеянным взглядом.

— Могу я вам задать личный вопрос, Михаил Константинович?

— Конечно.

— А что вам нужно в этой жизни?

— Не понимаю вопроса.

— Ну не лукавьте. Вы все прекрасно понимаете. Что? Деньги, женщины, карьера?

Елизаров долго молчал, но все-таки ответил:

— Мою карьеру уже давно засунули псу под хвост. Я честно служил Родине там, где мне приказывали. Не жалел ни своей, ни чужой крови. Но меня и таких, как я, предали. Затыкали нами дыры, а потом вытерли ноги и вышвырнули, как грязные, половые тряпки.

— Вам ли, орденоносцу, сетовать на судьбу?

— Свой орден я заслужил честно, — не скрывая обиды, сказал Елизаров. — Вы видите у меня на щеке след от ожога? Я горел в бронетранспортере. И знаете, где это случилось?

— Где-нибудь под Кабулом?

— Ошибаетесь, в Баку. Мальчишка-сопляк швырнул бутылку с горючей смесью в БТР. Я успел спастись только потому, что сидел на броне. А вот двое моих подчиненных погибли, превратились в живые факелы. Вы первый, кому я рассказал об этом правду.

Елизаров решительно отодвинул стул, поднялся и зашагал прочь из кабинета.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос.

— Вы старый разведчик, Виктор Иннокентьевич, — почти не оборачиваясь, сказал Елизаров. — Я изложил вам информацию. Вы можете проанализировать ее и сделать выводы.

После его ухода Крючков вынул сигарету, долго теребил ее между пальцев и потом наконец не выдержал и, сломав пополам, швырнул в пепельницу.

* * *

Елизаров пришел в свой кабинет, открыл сейф, извлек из него бутылку армянского коньяка, отвинтил пробку и налил тридцать граммов в маленькую серебряную рюмку.

Он долго грел напиток в руках, осторожно перекатывая рюмку между ладоней. Потом долго смаковал его, держа во рту.

Зазвонил телефон, стоявший перед ним на столе. Елизаров поднял трубку.

— Пришли данные на одного из свидетелей, — послышался в трубке голос Курдюмова.

— Того, что находился с гаишником в машине?

— Так точно. Вернее, фамилию его мы еще не выяснили, но удалось получить учредительные документы кооператива «Радуга», где зарегистрирован автомобиль. Председатель кооператива некий Панфилов Константин Петрович, уроженец города Запрудный.

— Все?

— Пока все.

Елизаров положил трубку и задумался. Панфилов? Что-то знакомое. Может, когда-нибудь приходилось сталкиваться по службе?

Но за последние лет десять Елизаров встречал так много людей, что их фамилии, имена, звания, лица сливались в сплошную безостановочную круговерть.

Кто же такой этот Константин Петрович Панфилов? Где могла свести их судьба? В рязанском училище ВДВ? В учебной части бригады спецназа? В десантно-штурмовом батальоне? В афганских горах и пустынях? В Баку? Кто он? Офицер, рядовой, сержант?

Неизвестно, кем был раньше этот Панфилов. Теперь он председатель кооператива. Да, жизнь забавно расставляет людей по местам. Он, Михаил Елизаров, боевой офицер, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, сидит в замах у какой-то кагэбэшной крысы и занимается чистой уголовщиной.

Елизаров снова потянулся к бутылке…

Стрелка спидометра намертво застыла возле деления, означавшего скорость шестьдесят километров в час.

Если что-нибудь и раздражало Константина в этой жизни, кроме пьянства Терентия, так это медленная езда. Садясь за руль, он никогда не мог себе отказать в удовольствии проехаться с ветерком по шоссе.

Особенно приятно было вести скоростную «Волгу», тяжелую приемистую машину, пожирающую километры, как пацан недозрелые сливы в чужом огороде.

Но сейчас его любимая машина застряла в каком-то гаишном гараже, а он, Константин Панфилов, вынужден трястись в жестяной банке, которую по недоразумению называют автомобилем.

Однако даже на «Жигулях» можно выжать километров сто, правда, рискуя неприятностями в виде сорвавшегося колеса или заклинившей коробки передач.