Встреча с Вологодским не состоялась — премьер принял снотворное и спал, а врач попросил не будить Петра Васильевича, если в этом нет крайней необходимости. Таковой не имелось, и Арчегов поехал в станицу вместе с Оглоблиным — отказывать атаману в его давней просьбе, Константин считал невозможным. Тем более завтра Рождество Христово — большой светлый праздник, разговение после поста. Жаль, что жена в Михалево…

На казачьих улицах был полный порядок — Спасская станица хорошо охранялась конными патрулями, и Ермаков впервые увидел, как в старом кинофильме, настоящий казачий быт и устройство. Богато жили станичники, справно. Теперь и он будет жить вместе с ними, домом здесь обзаведется.

Усадьба атамана встретила их освещенными окнами, там их приезда ожидали. Арчегов вопросительно посмотрел на Прокофия Петровича, но тот только загадочно улыбнулся. Сердце в груди учащенно забилось, Константин прибавил шагу и птицей взлетел на крыльцо. Открыл рывком дверь, миновал холодную комнату и зашел в горницу.

Теплый воздух пахнул в лицо, снежинки с ресниц растаяли, и влага попала в глаза. Целую секунду он потратил, чтобы проморгаться, а потом увидел ее — нарядную, долгожданную, любимую…

Иркутск

Еле слышное кукареканье соседского петуха, ошалевшего сидеть в тесном курятнике, донеслось до сонного разума, подобно грохоту колокольного била. Привык за эти дни Арчегов просыпаться по этому пернатому будильнику. Хотя поначалу даже решился попросить бородатого казака прирезать хвостатого, больно выматывался и хотелось выспаться.

И тут он ощутил, как лба чуть коснулись теплые губы жены, услышал ласковый шепот: «Поспи еще немного, мой генерал, поспи, любый».

И правда, как военное министерство принял, так даже не мылся ни разу в бане, хорошо, что жена дома, а то бы и не поел толком. На службе только чай с бутербродами в лучшем случае. Работы непочатый край, хоть вешайся — Сычев приличный воз тянул, теперь за двоих приходится. Хорошо, что Дитерихс приехал — теперь хоть обустройство округа на него взвалил…

Мысли окончательно разбудили Ермакова — новый день начался. По привычке он хотел вскочить с широкой и мягкой кровати, но тут в голову пришла идея: «А может, устроить себе расслабуху на пару часов?»

— Солнышко, дай испить, во рту пересохло. — Он приоткрыл глаза. За окошком рассветало, но было еще темно, а свечи Нина не зажгла. К чему бы это?

Но не успел подумать, как ласковая рука жены приподняла его за спину, а к губам ткнулся стакан.

— Ну что ты, как ребенка, право слово, — проворчал Костя, но заботливость жены ему пришлась по сердцу. Теплый компот выпил большими глотками и повеселел.

— Покури, милый. — В пальцы была втиснута уже закуренная папироса, и тут Ермаков разом проснулся. Такого еще не было — Нина настояла, чтобы он не курил в спальне, а тут сама подала, да еще раскурила. Вопрос снова возник в голове — к чему бы это? Но мысль тут же свернула на насущные проблемы — ожидает их через пару часов комфортабельный вагон военного министра, в котором он, со всей семьей, да, да, Ниной и Ваняткой, отправятся в Красноярск. Правда, он сам заскочит в окружной штаб, а жену с сыном доставят прямо на вокзал.

За сутки дочапают до Нижнеудинска, а там с утра один хороший рывок через опасную зону, где свирепствуют партизаны, до Канска. Там ночь придется стоять, под надежной охраной бронепоездов и иркутских казаков. С рассветом эшелоны двинутся к Енисею, а вечером он уже плотно поговорит с этими «попаданцами», крепко поговорит…

Жена прилегла рядом, прижалась горячим крепким телом, и мысли сразу улетучились — ее ласковые пальцы гладили его по груди и животу. Косте было приятно от Нининых прикосновений, более того, она вскоре стала его пощипывать, довольно шаловливо.

— Милый, а ты не забыл со службой, что у нас медовый месяц еще? — Волнующий, с придыханьем шепот обдал ухо. Тут Костю бросило в краску стыда, и было от чего. Дома жена-красавица, а он как приплетется со службы, поест, и сразу на боковую — три часа сна выгадывает. Уставал зверски все эти дни, как приехал из Черемхово.

— Мы с Рождества не миловались, а сейчас Крещение. — Посягательства жены приняли настолько откровенный характер, что Ермаков стал разгораться. За ночь он отдохнул, а мысли о делах улетучились из головы.

— Костик, мне нужны пять рублей, золотом…

Неожиданная просьба озадачила мужа, и он приподнялся на локте. И спросил, непонимающе глядя на жену:

— Деньги же у тебя все, ими и распоряжайся.

— Ты не понял, любый. Вспомни, как ты говорил Петру Васильевичу. — Нина чуть приподнялась и заговорила, довольно точно пародируя его голос: неужели он такой скрипучий и жесткий?

— Для увеличения призывных контингентов к сороковому году требуется поощрить рождаемость для исправления демографического ущерба, нанесенного войнами. А потому выплата полуимпериалами за каждого новорожденного должна стать государственной политикой.

Нина посмотрела на вытянувшееся лицо мужа и счастливо засмеялась. Потом добавила и просящим, завлекательным шепотом:

— Ванятке нужен братик или сестренка, а лучше близнятки. А милый?! Где я их возьму, если ты дома наездами, а в постели спать норовишь?! А это от меня задаток!

Жена откинула с себя одеяло, и Костя задохнулся от вожделения, глядя на тугое, молочной белизны, тело. Как в Михалево, в их первую ночь. Но тогда он еще не знал, что это самый родной и близкий ему человек. А сейчас…

«А ну на фиг эту службу! Должен я себе хоть не медовый месяц, а медовый день сделать?! Рядом с любимой… Святое дело — супружеский долг. Тем более государственную программу выполняя!»

Красноярск

— Когда же мы последний раз виделись с вами, граф? — Михаил Александрович на секунду задумался, и улыбнулся. — А ведь ровно три года тому назад, в Крещение!

— Так точно, государь! У вас превосходная память!

Граф Келлер вздохнул. Он вспомнил те дни, ведь до отречения покойного императора Николая оставалось только шесть недель, после которого и грянула Смута.

— Тогда, надеюсь, вы меня пригласите в свой вагон, хочется посмотреть на знаменитый трофей военного министра. — Император посмотрел на салон и чуть скрипнул зубами. Союзники заграбастали все самое лучшее, стали, по сути, оккупантами, вершителями судеб, а хозяева на собственной земле превратились в просителей. И так бы стояли с протянутой рукой, а он сам и сейчас ехал на морозе в санях, если бы не решительность Арчегова, который непонятно кто и такой.

— Да, кстати, Федор Артурович, а когда прибывает сам?

Михаил Александрович надавил на окончание, и оглядел еще раз авангард прибывших из Иркутска частей. Увиденное впечатляло — три угловатых, с массивными башнями, бронепоезда дымили трубами. Их корпуса были разрисованы серо-бело-черными изломанными линиями, на тендерах старославянской вязью, в бело-зеленых цветах протянулись названия — «Блестящий», «Бойкий» и «Бодрый».