Он написал дочери открытое письмо — подчеркнуто официальное по форме, начинающееся словами «Госпожа Президент», и в то же время очень эмоциональное, пронизанное обидой. «Я жертва враждебной и клеветнической интерпретации, которая была сделана нашими политическими врагами или „полезными идиотами“, — писал Ле Пен-старший. — Я не прошу ничего, кроме справедливости, взываю к вашему авторитету для восполнения несправедливо нанесенного мне ущерба. После этого, в наших общих интересах, я буду считать инцидент исчерпанным».

Марин не посчитала нужным принести отцу извинения, тем более публично. А когда в апреле 2015 г. Жан-Мари позволил себе повторить свои же собственные высказывания о том, что газовые камеры были «всего лишь деталью» истории Второй мировой войны (впервые он заявил так еще в середине 1980-х годов) — терпение Марин лопнуло окончательно. Не для того она выстраивала новый образ Национального Фронта, как респектабельной политической партии, не для того отказывалась от альянсов с крайне правыми движениями Центральной Европы, жертвуя перспективой создания крупной фракции в Европарламенте, чтобы подставить под удар репутацию НФ из-за откровений своего старого папы, которому вдруг приспичило признаться в симпатиях к маршалу Петену. «Я никогда не считал маршала Петена предателем», — отрезал Жан-Мари. Можно представить себе реакцию российской общественности, если бы кто-то из отечественных политиков заявил, что не считает предателем, например, генерала Власова. Только в случае с Ле Пеном градус общественного негодования можно было смело помножить на три.

«Статус почетного президента партии не означает, что Жан-Мари Ле Пен может ставить под удар партию и допускать столь явные провокации, цель которых — навредить мне», — заявила тогда Марин Ле Пен. А вице-президент НФ Флориан Филиппо добавил: «Жан-Мари Ле Пен высказал точку зрения, которая означает полный, окончательный и непоправимый разрыв с позицией Национального Фронта. То, что он говорит, совершенно противоречит позиции партии и Марин Ле Пен».

Вслед за публичным выговором последовали и оргвыводы. Жану-Мари запретили выдвигать свою кандидатуру на региональных выборах в декабре этого года в регионе Прованс-Альпы-Лазурный берег. Вместо него партию там будет представлять его юная племянница, Марион Марешаль Ле Пен. «А я все равно считаю, что был бы лучшим кандидатом», — сварливо заметил Жан-Мари. 3 мая Марин Ле Пен заявила, что больше не желает, чтобы слова ее отца звучали от имени всей партии. И, наконец, в понедельник, 4 мая, состоялось заседание исполнительного бюро НФ, созванного для решения о дисциплинарных санкциях за провокационные высказывания в прессе о Второй мировой войне, на котором было принято решение «приостановить» (suspendre) членство Ле Пена-старшего в партии. Кроме того, бюро постановило в течение трех месяцев созвать внеочередной партийный съезд, который должен будет решить вопрос о лишении Жана-Мари статуса почетного председателя партии.[209]

На сей раз старый политик среагировал с такой экспрессией, которая сделала бы честь многим молодым людям. Он назвал решение бюро «предательством», «преступлением» и «результатом заговора», и заявил, что надеется на поражение своей дочери на президентских выборах 2017 г. «Противник бьет в лицо, а она бьет ножом в спину, — кипятился Жан-Мари в эфире радиостанции Europe-1. —Если человек с такими моральными принципами будет руководить Францией, то горе Франции».

Ле Пен-старший был настолько взбешен, что фактически отрекся от дочери, посоветовав ей сменить фамилию. «Пусть выходит замуж — за Луи Альо, или за Флориана Филиппо», — перечислил он имена вицепрезидентов НФ, один из которых и так является ее «компаньоном», а сексуальные предпочтения второго были секретом Полишинеля.

Скандальное интервью Ле Пена-старшего, из-за которого, собственно, он и был подвергнут унизительной порке, было дано еженедельнику Rivarol. И сделано это было отнюдь не случайно.

Как уже говорилось в четвертой главе, Rivarol и его главный редактор Жером Бурбон были убежденными противниками (можно даже сказать — врагами) Марин Ле Пен.

Особое раздражение Бурбона вызывала кадровая политика Марин: он считал, что люди, которыми она себя окружала еще со времен «Поколения Ле Пен», представляли собой «банду дегенератов». К «дегенератам» он относил Луи Альо («агента сионистов, поставленного в руководство партии, чтобы вернуть ее в рамки Системы»), Флориана Филиппо (о сексуальной ориентации которого еще до «аутинга» журнала Closer было известно в кругах, близких к Национальному Фронту — и редакция Rivarol, разумеется, не являлась исключением), Стива Бриуа и многих других.

Одним словом, с точки зрения «тру-националистов» из Rivarol, а также ветеранов партии, сплотившихся вокруг Жан-Мари Ле Пена еще в героические времена «старого Нацфронта», вместе с Марин в партию ворвался не столько свежий ветер перемен, сколько сладковатый душок декаданса и разложения. И закаленные бесчисленными баталиями бойцы стали понемногу отходить от нового лидера НФ. А вместе с ними потихоньку размывалось и политическое влияние Ле Пена-старшего, который, конечно же, не предполагал вовсе удалиться от дел после передачи власти Марин.

За прошедшие с момента передачи власти четыре года «почетный председатель» Национального Фронта растерял все инструменты воздействия на партию, бывшую когда-то его верной армией. Он сам выковал «вертикаль власти», беспрекословно подчиняющуюся приказам харизматичного лидера — но теперь место лидера заняла его дочь, и дисциплинированные солдаты НФ даже не подумали выступить в защиту своего бывшего главнокомандующего. Со стороны кажется, что повторилась история шекспировского короля Лира, передавшего свое царство дочерям и вышвырнутого ими под проливной дождь. Жан-Мари Ле Пен, однако, мало похож на беднягу Лира — и не только потому, что, имея, как и шекспировский король, трех дочерей, «королевство» он отдал младшей. У Лира, как мы помним, не осталось почти ничего — только шалаш в чистом поле. А вот Жан-Мари Ле Пена, и без того человека весьма не бедного (его состояние приблизительно оценивается от 30 до 40 миллионов евро), совсем недавно заподозрили в сокрытии более 2 миллионов евро на тайном счету в банке HSBC. Буквально за несколько дней до скандала с «приостановлением членства» Ле Пенастаршего в НФ издание журналистских расследований Mediapart опубликовало данные, которые Управление разведки и противодействия подпольным финансовым схемам (TRACFIN) передало в прокуратуру города Нантер. TRACFIN — финансовая разведка при министерстве экономики и финансов Франции, отвечающая за борьбу с отмыванием денег. Эта спецслужба обычно не сливает добытую информацию, и то, что «компромат» на почетного президента НФ попал к журналистам Mediapart, можно объяснить только очень сложной игрой, которая ведется вокруг Национального Фронта в последние месяцы.