Будто сквозь воду, в которой суетливо копошились пухлые личинки, сквозь Йор проглядывали стены над лежанкой. В лохмах дымно-седых волос роились насекомые, из бахромы вретища высовывались головки могильных червей.

Огонь в сальных плошках ярко вспыхнул. Воздух наполнился запахом подземной грибковой прели, смешанным с гнилым душком рыбьих потрохов. Олджуна дернула головой и слабо застонала.

– Приятно будет прихлопнуть тебя, гривастый, а после задушить никчемную бабенку, – прошипело видение, ползучей пеленой стекая на пол.

Студенистым облаком взмыв кверху, старик вознес над собой расплывчатый круг бубна. Колотушка стукнула раз, другой; с каждым новым звуком облако на шаг приближалось к Нивани. С нарастанием барабанного боя усиливался и звон колокольцев на посохе.

Широко разинув рот, призрак икнул, зевнул и начал попеременно то зевать, то икать. По коже молодого шамана побежали мурашки. Он ждал, пикой выставив перед собою посох. А в юрте происходило невероятное. Левый восточный столб качнулся и затанцевал, в берестяном ведре на лавке закипела вода, со стола взлетел и ударился о стену котел. Куски мяса вывалились из него и воспарили к потолку, остатки супа морожеными каплями повисели в воздухе и, как бусы, со стуком попадали на пол.

– Тебя призываю, о, зверь-госпожа, подруга моя колдовская! – завыл Йор исступленно. – Покуда костяк твой не выела ржа, приди, тяжкий смрад испуская! Прапредков моих потревоженный дух, вонзи в желторотого когти, в проворное зренье, внимательный слух, раздергай колени и локти!

Нивани не замедлил кликнуть своего пособника:

– Зову тебя к бою, мой зверь-господин, сияющий, ветвисторогий! Грозить мне тут вздумал Йор глупый один, застряв посредине дороги!

Старик подступил к посоху почти вплотную и внезапно разлился зловонной лужицей. Вместо него тотчас восстало обросшее чешуей страшилище с туловищем человека-мужчины и рыбьими плавниками вместо рук. Огромная щучья морда венчала бесовское творение. Посох Нивани грянулся оземь и обернулся в серебряного оленя с высоким кустом рогов на гордо вскинутой голове.

С потолка доносились совиный хохот, посвист куликов и пронзительные стоны чаек. Дом словно забился в припадке – вещи вертелись, пускались в бешеный пляс, вода бурлила и брызгала, хрустели балки и покряхтывали стены. Очаг затаил дыхание огня, страшась плюнуть угольком и ненароком попасть в Нивани.

В середине юрты клубился темный вязкий столб. Из него вырывались, мелькая, плавники с когтистыми пальцами на концах, острия копытец, копья рогов… Высовывалось, нюхая воздух, оскаленное рыбье рыло, показывались тучные бедра, крытые обветшалой броней… В порывах морозного ветра во все стороны летели клочки серебристой шерсти и ошметки ржавой чешуи.

Когда из глубины топкого столба раздался могучий рев, каким могла бы реветь, имей она голос, щука в полтора человеческих роста, битва кончилась. Матовый туман рассеялся. Пошатываясь на нетвердых ногах, Нивани возник ниоткуда и прижал к себе все еще воинственно поющий посох. Молодой шаман знал, что повредил чародейский Сюр щуки удачным ударом копытца. Где же она?

И яростный стон вырвался из груди! Нивани стремительно прыгнул к лежанке, но юркий щучий хвост уже просквозил в безвольно раскрытый рот Олджуны. Губы женщины плотно сомкнулись, и тело зашлось в отрывистом раненом смехе:

– Ты не смог победить меня! А Сюр свой я вылечу остатками сил полудохлой бабы! Их хватит!

Несмотря на причиненное увечье, злой дух и сам был еще силен.

Олджуна невнятно забормотала и напряглась. Доски лежанки затрещали. Стягивающие ремни натянулись, стали тоньше веревок, вот-вот порвутся… Лопнули со свистом! Женщину изогнуло до позвоночного хруста, подбросило к потолку, будто сорванный лук, и выкинуло на ноги. На пол стряхнулись клочья ремней, одеяло и драные сети.

Не успел потрясенный Нивани удержать ее, как Олджуна подхватила охапку сложенной в изголовье одежды с обувкой, проделала в воздухе кувырок вперед и, вышибив голыми ногами кусок льда в окне, с поистине нечеловеческим воплем пропала в ночи.

Олджуна не слышала ничего, кроме шумных приливов крови к вискам. С опаской потрогала дрожащую голову. Слава богам, не раскололся горемычный череп. С натугой приподнялась на локтях, оглядела сумрачную нору и застонала. Удивляться не приходилось: только сюда и мог привести Йор ее неподвластное разуму тело.

«Еще не сдохла, – проворчал он. – Могучее здоровье у бабы, а все слабенькой прикидывалась. Я-то думал, что силенок твоих едва хватит на то, чтобы вернуть меня в отчий дом».

– Рано умирать, – выдохнула она, то ли огрызаясь, то ли оправдываясь.

Под толстым земляным спудом сказанное вслух прозвучало невнятно и глухо, мучительным гулом отдалось в тяжкой голове. Женщина облизнула пересохшие потрескавшиеся губы. Добраться бы как-нибудь до выхода, снега поесть.

«Все равно под корень изведу, – злобно прошипел Йор. – Никчемная».

Лежа на слое сенной и еще какой-то ветоши, Олджуна ощущала неимоверную слабость. Неумолимо движется время скудного Сюра. Дыхания его, верно, осталось немного. Она бы давно слегла вместо Ураны, если б не Йор, который изредка вливал в жилы свою темную мощь.

Надо перебороть себя, надо двигаться вместе со временем жизни, покуда оно совсем не иссякло. Олджуна заставила себя сесть, перебирая руками мерзко липкие глинистые стенки. Охнув, сцепила зубы: будь бережливей, не расходуй остатки сил на стоны и слезы! Медленно ощупала побитое тело, все в ссадинах и синяках, но целое. Исследовала свое логовище и обнаружила, что находится в просторной норе с лазом наружу, хитро упрятанной от взоров в руинах юрты Сордонга. Посидела с закрытыми глазами, привалившись к стене.

Промежутки обморочного мрака стали накатывать реже, а скоро вовсе прошли. Йор перестал беспокоить, свернулся внутри холодным комком и засопел. Или, наоборот, затаился. Ждал с любопытством, выживет ли бесполезная, прикидывал, не выловчить ли из нее еще толику злой выгоды, хоть немного кому-нибудь навредить…

На выходе из-под развалин Олджуна крепко сомкнула глаза. Веки изнутри заалели, не сразу решились отвориться в ослепительно щедрое утро.

Светлыми красками вспыхнул Великий лес, мир почудился как никогда красивым. Не тратя драгоценных мгновений, она полной грудью вдохнула пронизанный солнцем воздух. Заставила себя улыбнуться и твердо повторила:

– Рано умирать.

Она не ведала, куда бредет. Отдалась на волю наитию, тихо радуясь, что Йор помалкивает. Отдыхала от дерева к дереву, прислоняясь к куржавой коре. Маленькое счастье собственного бытия и движения потихоньку росло и подзабытым ликованием наполняло изморенную плоть.

На еловой, смутно знакомой опушке женщина остановилась. Она полагала, что зашла за Сытыган, – но нет, заброшенный алас пустынно белел по левую руку. Отуманенный усталостью взгляд привлекло большое темное пятно за кустами. Без страха тронулась к нему. Пятно зашевелилось, и в выморочной дымке перед глазами возникло невиданное доселе животное. «Экий великан», – подумала Олджуна в нахлынувшей оторопи.