Розелла улыбнулась мне. Ее глаза сияли гордостью. И в этот момент мы услышали в доме кашель. Вбежав в комнату Эрнесто, мы увидели на простынях кровь, которая текла у него изо рта.

— Tranquilo,[22]— сказал он, пытаясь успокоить Розеллу и уверяя, что с ним все в порядке.

Потом Розелла плакала. А я задумался: стоило ли жить по-настоящему и любить, если жизнь и любовь причиняли боль? Конечно, это был человеческий вопрос. И он вполне мог быть древнейшим из них. Я не был человеком. Фактически — вернее, технически — я даже не был живым. Я был просто включен. Машина, обладающая эмоциями. Да, я любил Розеллу, и, пожалуй, Эрнесто тоже — ведь невозможно любить кого-то и не любить при этом людей, к которым они привязаны. Любовь распространяется легко. Вот что меня удивляло: почему в мире царит такой хаос, если любовь так легко распространяется?

А следующей ночью случилось нечто ужасное.

В 2:46, лежа на своем футоне, я услышал гул, который становился все громче. Я не хотел будить Розеллу — она и так не высыпалась. Я подошел к окну и посмотрел на небо.

Мне, в отличие от людей, не нужны информационные линзы, чтобы видеть в темноте. Розелла запрограммировала каждого Эхо так, что в наших глазах множество продвинутых фотодетекторов и в семь раз больше пигмента родопсина (позволяющего видеть в темноте), чем в глазу человека.

И я увидел в небе нечто, приближавшееся к нам со скоростью двести семьдесят метров в секунду. Что-то небольшое. Я вычислил угол и пришел к выводу, что этот предмет нацелен на наш дом и достигнет его через четырнадцать секунд.

— Розелла! — закричал я, помчавшись в спальню Эрнесто.

— Si?

— На нас что-то падает!

Мы едва успели выскочить из дома. Прогремел взрыв. В ночи разросся огненный шар, потом поднялся столб дыма. Мы ощущали его жар, но ранены не были. Эрнесто начал задыхаться — но скорее от испуга, чем из-за дыма.

— Чертово правительство! — воскликнула Розелла, глядя на пламя и дым. — Они хотели нас убить! Не просто уничтожить дом, а убить нас!

Она яростно ругалась на испанском. Потом она вспомнила о чем-то, помчалась за дом и впала в еще большую ярость, увидев мертвых игуан.

Той ночью мы ехали на машине. Нам пришлось это сделать. Нужно было добраться до склада прежде, чем встанет солнце, иначе жара убила бы Эрнесто. Мы видели и слышали другие взрывы. Атаке подверглись все дома в этой местности.

Все это было опасно, особенно брать меня с собой, и я сказал Розелле, что ей не обязательно это делать.

— Нет-нет, никакого риска. Мистер Касл никогда не приезжает без предупреждения. Я всегда успею спрятать тебя куда-нибудь на пару минут, если он приедет из Лондона…

Итак, это был наш новый дом. Лаборатория. Огромный трехэтажный склад из полупрозрачного бетона, стоящий на холме, на окраине города, площадью сто сорок восемь на сто двадцать метров. На первом этаже стояли двадцать пять кубовидных сосудов, включая тот, в котором создали меня. Наверху был офис Розеллы. В подвале стояла разная аппаратура, с помощью которой меня разработали, а также печь для кремации.

— Я не хочу, чтобы ты спускался вниз, — сказала мне Розелла.

— Почему?

— Я думаю, тебе не стоит видеть, как создают Эхо. И как создали тебя.

— Хорошо, — согласился я.

Некоторое время Розелла молча смотрела на меня, потом сказала:

— Но я хочу, чтобы ты запомнил номер. Хорошо? Ты можешь запомнить его для меня? Восемь… четыре… два… девять… ноль…

— Да, но зачем он мне?

Она вздохнула. Ее лицо было торжественным.

— Узнаешь, когда придет время.

Было много вещей, о которых Розелла мне не рассказывала или рассказывала не все. Она все чаще что-то бормотала себе под нос. А еще она замкнулась и заставляла меня выходить из комнаты всякий раз, когда разговаривала по холофону о своих делах. Один раз до меня долетели обрывки слов:

— Да, я начала работу над ней, но вы знаете, как это опасно. Если мистер Касл узнает, у меня будут большие неприятности.

Она заверила Эрнесто, что через пару недель все наладится. После нашего бегства старик с трудом приходил в себя и еле мог говорить, но Розелла повторяла:

— У нас будет новое жилье. И скоро появятся деньги.

— От Касла? — встревоженно спросил Эрнесто. Я не совсем понял, почему он так волнуется.

— Не переживай, — ответила Розелла. — Я кое над чем работаю…

Мы спали на футонах в офисе наверху. Для меня это было нормально, ведь мне требовалась всего лишь короткая подзарядка, но Эрнесто очень мучился. Он постоянно просыпался и кашлял кровью. И Розелла все больше уставала. В те редкие часы, когда им с Эрнесто удавалось заснуть, я стоял у окна и смотрел на улицу.

Со всех сторон нас обступали огни города. По трекам мчались магнитомобили-транспортировщики. Яркие слоганы и голограммы реклам мерцали в небе. Испанские слова вперемешку с названиями брендов, и один встречался чаще остальных: Касл, Касл, Касл. Множество голубых замков с тремя башнями. Вдалеке виднелось море, отражавшее лунный свет.

А потом случился этот звонок…

Рабочий стол Розеллы начал мерцать.

— Немедленно прячься, — скомандовала она.

Но было слишком поздно.

Это был ускоренный звонок; над столом возникла голограмма мужчины с темными волосами, одетого в черный костюм.

— Розелла? Все сроки сдачи следующего прототипа уже вышли.

— Знаю, мистер Касл. Но он все еще не готов. Я допустила какую-то ошибку. Мне нужно еще над ним поработать.

— Розелла, не ври! Ты лучший дизайнер из всех, что у нас есть. Ты никогда не ошибаешься. Ты обещала, что закончишь три недели назад. Я вижу его прямо сейчас, и он выглядит вполне готовым. Настолько готовым, насколько это возможно. Еще один великолепный прототип. Он стоит тех денег, что в него были вложены. Ты слишком много сомневаешься. Тебя слишком сильно терзают муки творчества. С ним все будет в порядке. Он поживет у меня два месяца, и если все пойдет хорошо, мы сделаем с него множество копий.

— Это плохая идея, мистер Касл.

— Почему?

— Он способен испытывать эмоции, чувствовать боль.

После этой фразы мистер Касл с удивлением, если не сказать — с жадностью посмотрел на меня.

— Ну, разве это не изумительно? Розелла, ты сама себя превзошла!

Она пропустила комплимент мимо ушей:

— Я ошиблась при обработке данных. Он может быть непредсказуемым, а значит, потенциально опасен. А уж с этической точки зрения…