– О! – воскликнул он и опустил кружку. – Bonjour!

Во Франции натуральных блондинов не бывает. Видимо, этот – бельгиец. С явно нефранцузским энтузиазмом он подошел ко мне и потряс мою руку.

– Я Томас. Очень приятно наконец-то с вами познакомиться.

Я поскреб затылок, чтобы нейроны головного мозга соображали шустрее. Зеленые глаза, полные губы, мальчишеская шевелюра. Мужчина на моей кухне был не только выше и моложе меня, он был еще и неприлично привлекателен.

– Мне тоже очень приятно, – проговорил я, отмечая про себя, что кофе он пьет из моей любимой кружки. – А вы у них новенький?

– Не совсем. Недавно перевелся из люксембургского офиса.

– Хм, – только и ответил я, задумавшись, отчего моя жена, которая обычно готова рассказать о каждой рабочей мелочи, ни словом не обмолвилась об этом юном даровании. – Так вы из Люксембурга?

Он кивнул и сделал широкий жест в сторону моей кофе-машины.

– Сделать вам? – спросил он и потянулся за кружкой. – Вообще-то я из Антверпена. Вам с молоком?

– Нет, спасибо.

Я почувствовал, что сейчас стратегически важно предстать любителем крепкого черного кофе без всякого там молока.

Тут в дверном проеме с двумя пустыми стаканами и кружкой возникла Анна.

– О! А мы как раз решили, что нам надо еще. Томас, Ричард, вы уже познакомились? Томаса недавно перевели к нам в Париж…

Она говорила что-то еще, но я не вникал. Я был занят разглядыванием ее наряда. Анна надела облегающее нежно-розовое кашемировое платье, которого я никогда на ней не видел, – причем без жакета, что шло вразрез с ее привычками. На ногах же у нее были туфли, хотя, к моему удовольствию, и не новые, но на каблуках, слегка высоковатых для девяти часов утра.

Анна поцеловала меня в щеку, и спектакль «Счастливы в браке» начался. В ответ я предложил сварить им еще кофе – нет-нет, ждать не нужно, я все сделаю и принесу в гостиную. Сервировав им кофе и познакомившись с не менее эффектной ассистенткой по имени Селена, я ретировался на кухню жевать круассаны, любезно принесенные Томасом.

Бельгийский гость подтолкнул меня к шокирующему открытию: как редко в нашем парижском окружении появляется свежая кровь. В Лондоне и уж тем более в Штатах круг общения представляет собой организм – растущий, меняющийся, пульсирующий жизнью. В него постоянно вливаются люди обоих полов и всех калибров, потому что новые люди – это здорово, да и хорошо бывает на кого-то переключиться, когда старая компания наскучит.

Но в Париже мы вращаемся среди одних и тех же лиц. И одиноких среди них нет в принципе. Если они не родня нам по крови, значит, родня по образу жизни: это все семейные пары с одним-двумя детьми, оба супруга работают, мебель в их доме преимущественно куплена в «Икее», кроме вот этого миленького диванчика, который они привезли из… ну, вы поняли.

Я пришел к выводу, что, скрываясь на втором этаже, как привидение, только сильнее накручу себе нервы. Спросил у Анны, не принести ли им что-нибудь на обед. Получил ответ, что они намерены прерваться и выйти в ресторан. Вылез из дурацких штанов цвета хаки, натянул джинсы и неоновые кроссовки и – вымотанный, изведенный, напуганный – рванул прочь из собственного дома.

Путь до галереи «Премьер Регард» я преодолел наполовину шагом, наполовину рысцой. И с удивлением обнаружил там Жюльена – за час до открытия.

– А с телефоном ты совсем теперь не дружишь? – поинтересовался он, отпирая мне дверь.

– Они тебе звонили? – выдохнул я, запыхавшись.

– Кто, люди, которых ты пытался ограбить? Нет. Именно поэтому я подготовил им официальное письмо с извинениями. И хочу, чтобы ты добавил что-нибудь от себя лично. Что-нибудь прочувствованное. Если они такие коллекционеры, как ты говоришь, они должны остаться моими клиентами!

Мы прошли к его столу, и он вручил мне ноутбук с письмом.

– Ну и что я могу к этому добавить? Чего ты от меня хочешь, Жюльен? Чтобы я пятьдесят раз написал: «Простите, я больше не буду»?

– Не знаю! – Жюльен тяжело вздохнул. – Напиши хоть что-нибудь. Важно, чтобы ты тоже приложил к этому руку.

Я вернул ему ноутбук, взял лист бумаги и написал свою любимую цитату из романа «В дороге» Джека Керуака: «Для меня существуют лишь те, кто никогда не скучают, не говорят банальностей, но лишь горят, горят, горят, как великолепные римские свечи, чьи желтые огни пауками расползаются по звездному небу». Я всегда писал это в поздравительных открытках, когда не знал, что сказать. А ниже добавил: «Простите. Благодарю за гостеприимство, за Нгендо и за чай. Искренне Ваш, Ричард Хэддон».

– Что еще за Нгендо? – спросил Жюльен с подозрением.

– Я же тебе говорил! Африканская скульптура! Ладно, не важно. У меня проблемы. В моем доме бельгиец.

Жюльен сузил глаза:

– Да что ты…

– Анна вернулась в Париж, у нее там коллапс на работе. Вкалывает у нас на кухне в компании возмутительно эффектных ассистентов.

– Так вы сейчас вместе?

– И да, и нет. Мы вместе в одном доме, но она занимается работой и пока не может думать ни о чем другом.

– То есть жена не хочет обсуждать с тобой факт твоей измены, а ты на этом настаиваешь? Что-то я совсем запутался… Ты разве не британец? У вас разве не принято подставлять другую щеку и заметать все под ковер?

– Я пытаюсь спасти свой брак.

– Обсасыванием собственной измены?

– Если мы не поговорим об этом, мы никогда не исцелимся.

– Не исце… Господи, ты нормальный вообще?

Я вздохнул:

– Мне… мне надо что-то сделать. Может, все-таки подумаешь насчет моего иракского проекта?

Жюльен прикрыл глаза.

– У тебя и аудитория располагает, – настаивал я. – Британцы, американцы, французы…