когда сугубо внутреннее становится исключительно внешним и общедоступным, и всё, что для этого нужно, – сноровка. О содержании речи не шло, для него не достаточно одного умения, но то, что оно никак не могло пробить путь наружу через кипу полученных знаний, являлось самым удручающим в биографии молодого человека и заставляло не ценить собственную жизнь.

Правда, в его повседневной суетности не было никакой трагедии, не было даже фарса, жизнь спокойно продолжалась без пафоса и драматизма, менялась и обещала неплохую будущность, которую Аркадий не преминул приблизить в пятницу в два часа пополудни, позвонив Маше и пригласив её завтра вечером «просто погулять», а потом «просто посидеть». Не имея от природы острого чувство юмора, в отличии от своей новой подружки, он сам себе иронично заметил, как же всё-таки глупо ждать выходных лишь потому, что так требует ритуал, в то время как оба они были абсолютно свободны и ничем не заняты на протяжении всей недели.

Свидание

Встреча началась в бывшей княжеской усадьбе, находящейся в черте города, солнечным вечером при хорошей погоде. Машу привезла машина с водителем, из которой она, ещё не заметив Аркадия, легко выпрыгнула и стала озираться по сторонам в намеченном месте. Девушка была в белой кофточке, поскольку на улице становилось прохладно, и платье в мелкую синюю полоску тоже на белом фоне, она любила белый цвет. В те несколько мгновений, когда они увидели друг друга и Аркадий шёл ей навстречу, обоих охватило лёгкое сладкое волнение, задавшее тон этому вечеру и расставившее всё по своим местам. Молодой человек мысленно сравнивал девушку с тем образом, что сложился в его сердце и который он так тщательно выстроил на следующее утро после их знакомства, и испытывал смешанные чувства. Теперь Маша казалась ему проще, чем он ранее представлял, и это печалило, однако она была настоящей, живой, из плоти и крови, со сверкающими глазами, маленькими родинками на левой щеке и шее, миниатюрными ножками в лёгких туфлях без каблуков, стоящая носочками врозь.

Аркадий протянул ей небольшой букет из белых роз и неожиданно наткнулся на недовольный взгляд:

– Ну зачем?! Совсем не стоило.

– Да брось ты, такая мелочь.

Она быстро сбегала к машине и положила цветы на заднее сидение.

– А я смотрю, ты со свитой.

– Какая свита? Папа говорит, ему так спокойней. Не волнуйся, он за нами не пойдёт.

Они прошли через ворота и направились по главной аллее к набережной реки. На обширных лужайках, пересекаемых тут и там аккуратными дорожками, сидели люди: кто один, кто парами, кто в окружении обширного семейства, атмосфера была спокойной и комфортной, в самый раз для первого свидания.

– Ты меня удивил. Я думала, потащишь в какой-нибудь клуб или ресторан, а ты так замечательно придумал.

– Я ничего не придумывал, я следовал «зову сердца», – Маша хихикнула, хороший признак. – А если серьёзно, мне кажется совершенно необязательным вместе жрать и плясать, чтобы ближе друг друга узнать. Даже наоборот, это отвлекает от сути. К тому же такой вариант мы всегда можем реализовать.

– Нет, сегодня я этого не хочу. Давай, как нагуляемся и проголодаемся, просто съездим поесть, может, и в какую-нибудь совсем закусочную.

– Я не люблю закусочных, в них всё слишком по-пролетарски.

– Ах ну да, ты же у нас утончённая личность.

– Не только поэтому. (Хотя я действительно утончённая личность, – Маша опять хихикнула.) Мне не нравится тамошняя еда.

– Отчего же?

– От того, что я ею питался битые пять лет.

– Теперь понятно, – она нахмурилась и задумалась. – Но всё равно, я знаю, куда мы пойдём.

Вдали за рекой виднелись многоэтажки, окрашенные оранжевым цветом заходящего Солнца. Маша заметила, что Аркадий смотрит на них.

– Тебе, наверно, нравятся такие виды?

– А тебе нет?

– Ничего так, живописьненько, но по мне лучше фотографировать, чем рисовать, получается точнее.

– Художник рисует не для точности, он передаёт своё видение, точнее, суть увиденного, как он её понимает, иначе бы живопись умерла при появлении фотографии.

– А это не так? Кстати, ты в курсе, что не похож на художника?

– Почему?

– Не знаю. У папы есть парочка подобных знакомых, часто ошиваются на его банкетах. С тобой у них нет ничего общего. Однажды я сидела с таким за одним столом, говорят, известный. В нём чувствовалась склизкая моральная неряшливость, и взгляд был пустой, но беспокойный, хотя в общении милейший, мягчайший человек.

– А ты в свою очередь знаешь, что совсем не такая простая девушка, какой хочешь казаться, даже не принимая во внимание то, кто твой отец, а, скорее всего, вопреки этому?

– Начала догадываться в 12 лет, – серьёзно ответила Маша. – Помогли подружки, все до одной, как сговорившись, рассорились со мной, абсолютно все, и во дворе, и в школе.

– В каком дворе?

– Отсюда не видать. Отец мой разбогател и перебрался в Москву относительно недавно, так что я к тому же не местная. А у тебя небось осталось много друзей детства?

– Вообще ни одного. Я всё хочу кое-кого разыскать, только руки не доходят.

– И как же так получилось?

– Наверно, потому что я надолго уезжал, и они тоже на месте, по слухам, не стояли.

– Я не о том. Почему ты их не ищешь?

– Мало времени, – соврал Аркадий сам себе. – К тому же представь, не виделись со школы, общих интересов больше нет, у некоторых, наверняка, появились свои семьи. Зачем я им? Увидеться пару раз в месяц, посидеть в баре, напиться да разойтись? Мне, честно говоря, хочется не такого общения.

– А какого?

– Интересного! Хочется понимания, поговорить о том, что тебя действительно волнует, а не с умным видом обсуждать погоду да новости, будто такой разговор может что-то значить и на что-то влияет. Но я тебя перебил.

– Нечего рассказывать. И вообще неприлично интересоваться девичьими секретами. Ладно, шучу. Тогда мы жили в нашем городе, тоже большом, но, конечно, не таком как Москва. За мной ухаживал один парень, то есть я только потом догадалась, что это он за мной ухаживал. Встречались, ходили в кино, гуляли, всё было хорошо до тех пор, пока однажды вечером в сквере на лавке он не принялся меня лапать. Поначалу я подумала, он просто дурачится, но потом вдруг стало так обидно и противно, что я разревелась и убежала. Это произошло летом, в августе, а когда первого сентября я вернулась в школу, все уже знали нашу историю, подружки считали меня дурой, трусихой и неудачницей, а друзья – динамой. А мне ведь было всего 12 лет, сволочи! – Аркадий за пару минут