– Ну… Не подняли же, – пробормотал Легман.

– А ты хорошо смотрел?

– Ну… Смотрел. Ну…

– А ну тихо! – прикрикнула на них женщина. – Как бабы базарные! Слушайте, что я скажу.

– Давай уж, говори, – кивнул Мелкий. Чувствовалось, что он не хочет брать на себя ответственность и рад любому, кто избавит его от этого труда.

– Мне кажется, нужно подождать. – Пустельга внимательно посмотрела на каждого из мужчин. По очереди. Надолго задерживая взгляд. Скорее всего, ожидала возражений, возмущения, спора. Не дождалась и продолжила: – Кулак приказал ждать до сегодняшнего вечера. Он должен или знак подать, или… Или не подать. Тогда поймем, что товарищи наши в плену, а не в гостях.

– Он еще приказывал проваливать, если не вернется, – тихонько произнес – скорее, прошептал – коротышка.

– А это уже наше дело будет! – оскалилась воительница. – Спросим ребят – хотят командира выручить или хотя бы отомстить за него? Останутся те, кто захочет!

– Тоже верно… – вздохнул Мелкий. Покрепче перехватил рукоять протазана, давая понять: уж он-то останется при любых раскладах.

– Вот на том и порешим! – подвела итог Пустельга. – А сейчас за дорогой посмотреть надо. Ясно? Давай, Легман.

Северянин кивнул и развернулся.

Ближе к вечеру Антоло лежал под кустом шиповника, уставившись на малоезженую, заросшую травой дорогу (пожалуй, даже тропу), ведущую к замку ландграфа Медренского. Рядом грыз травинку горбоносый Тедальо. Чуть дальше угрюмо опустил подбородок на сжатые кулаки проводник Ингальт, который оказался опытным солдатом и после первых дней взаимной холодности был принят в банде за своего. Рана в боку не давала ему ухаживать за лошадьми или собирать хворост для костра, но поваляться в дозоре уннарец любил.

Солнце клонилось к закату. Тени удлинялись, скользили по палой листве и подлеску. Еще совсем немного – и наступят сумерки. Если до того времени кондотьер не подаст знак из замка, Пустельга начнет готовить отряд к штурму. Много ли проку в попытке двадцати человек захватить хорошо защищенное укрепление? Ведь даже если в гарнизоне Медренского не больше десятка лучников, они перестреляют атакующих еще на подходе. Вот если придумать какую-нибудь хитрость…

Тедальо перевернулся на бок и ожесточенно почесал ляжку.

– Муравьи, кошка их мать… Лезут и лезут…

Антоло кивнул, щелчком пальцев сбил с рукава крупного черно-красного с завидными жвалами муравья. Бедняга тащил какое-то семечко. Еще бы! Осень вступила в свои права – месяц Кота на исходе. Бывший студент вздохнул.

Донесшийся из перелеска крик сойки заставил караульщиков встрепенуться, навострить уши. Звук повторился. Вот противный! Нечто среднее между мяуканьем и скрипом несмазанной оси. И тут же еще два раза. Подряд, без перерыва.

Это был сигнал от охранения, прячущегося ближе к тракту. Замок замком, а тыл оставлять без присмотра тоже не годится. Можно и в окружение угодить. Потому наблюдение за дорогой велось и днем, и ночью. В случае чего – опасность или просто заслуживающее интереса происшествие – лейтенанты оповещались по цепочке: от передового дозора к охранению второй линии и дальше в лагерь. От тракта – крик сойки, от замка – иволги.

Тедальо, как старший дозора, приложил палец к губам. Антоло кивнул – и без команды понятно, что сидеть нужно тише мышки.

– Гляди, едет кто-то, – одними губами прошептал Ингальт. Ткнул пальцем в сторону тракта.

В самом деле, к замку приближалась цепочка всадников. Они ехали не торопясь. По низко опущенным головам коней и пропыленным плащам седоков видно – в дороге давно и усталость потихоньку берет свое.

Впереди – крепкий мужик на кауром коне. Он улыбался во весь рот. Из-под вислых усов торчали два здоровенных зуба. Почти как у сурка. Антоло догадался – это и есть Трельм по кличке Зубан. Следом за ним ехали еще трое в пестром обмундировании, выдававшем наемников. Один в кольчужном капюшоне, у двоих других головы не покрыты.

Следующий всадник выделялся богатой одеждой – плащ расшит золотом, округлая шляпа украшена пером гигантской нелетающей птицы, которая водилась лишь в южных областях Айшасы. Говорят, у нее клюв длиннее меча, а ударом ноги она запросто сбивает с ног коня. Но, несмотря на риск, охотников влекут перья, ценящиеся дороже золота. На сжимающих повод пальцах Антоло разглядел блеск драгоценных камней. Да не одного и не двух, а почти на каждом пальце. Сперва табалец подумал, что это и есть ландграф Медренский. Но его спутники! Нет, человек, живущий по эту сторону гор Тумана, ни за что не выбрался бы в путь в компании дроу. Четверо остроухих карликов ехали на низкорослых мохнатых лошадках – таких разводят в Барне, на самом севере, у Внутреннего моря, – холка на уровне пупка человека со средним ростом. Но для дроу это кони в самый раз. Ведь даже Белый, привыкший к высокорослым по меркам его народа скакунам (а на самом деле его пегаш был не более трех локтей в холке), страдал всякий раз, забираясь в седло. Остроухие держали наготове длинные луки, служившие гордостью их народа. Не самое подходящее оружие для всадника, подумал Антоло. А собственно, чья это забота? Его? Ну, уж нет…

Кавалькаду довершали пять копий[36]конницы. Поверх доспехов у латников – черные сюрко с вышитыми серебряной нитью медведями. На дроу они поглядывали с недоверием и опаской. Вот это точно местные. С первого взгляда видно.

Отряд медленно въехал за поворот дороги, скрываясь из виду.

– Ну, и что бы это значило, закусай меня морская щука? – ошалело пробормотал Тедальо.

– Если б я сам хоть что-то понял, – развел руками, что сделать лежа совсем непросто, Антоло.

– На латниках цвета Медрена, – уверенно проговорил Ингальт. – Его люди.

– Ну, а первые точно из банды Черепа, – сказал каматиец. – Жаль, что не все разбежались. Осталось десяток полудурков, верных. Тьфу!

– А дроу? – Антоло почесал затылок. – Откуда они здесь? Ведь до их гор тысяча миль!

– Ну, так Белый тоже здесь… – Тедальо закусил ус. – Меня больше этот крендель в плаще заинтересовал. Кто такой? Вот вопросик так вопросик…

– Вы старшим думаете докладывать? – остудил его Ингальт.

– А то? – буркнул наемник. – Само собой. Сгоняй, студент, к Пустельге.

Антоло кивнул и, пятясь задом, пополз из куста. Он уже понял, что знака от кондотьера они сегодня не дождутся.

Над Аксамалой висел молодой месяц Большой Луны. Словно прикрытый кошачий глаз. Янтарно-желтый, хищный, выжидающий.

Генерал Бригельм дель Погго отошел от окна. Сел за стол.

Третий день он жил под давлением страшного известия.

Смерть настигла его императорское величество во сне. Утром слуги обнаружили властелина империи уже остывшим, с безмятежной улыбкой на устах. Хорошая смерть, если подумать. Как-никак, семьдесят пять лет. Конечно, для чародея это не возраст, но для правителя или военачальника – очень даже ничего.