Она была уверена, что, как только она допишет работу, он ее бросит, и была готова к этому. Ей даже хотелось развязать поскорее этот узел, так как она все больше теряла себя и не знала, чего она теперь хочет и куда ей плыть дальше… «Не пускайте в свое сердце мужчин… — с усмешкой думала Вика, — заприте все двери и не разглядывайте незнакомца через дверной глазок…» Вступила в отношения, будто попробовала ногой воду у берега реки — и вдруг провалилась в илистый грунт.

В начале лета Сергей уехал в Малайзию с докладом на какой-то симпозиум. Сказал, что взял две недели отпуска, которые хочет провести там же. Якобы ему это надо для работы. Он должен там насобирать материал. Вике очень хотелось поехать тоже, но ее не звали. Попроситься же она не осмелилась, зная наверняка, что ее не возьмут: там у него была жизнь, в которую у нее пропуска не было. Всовываешь чип в замок, а он не открывается, как ты ни ждешь веселого зелененького огонька, горящего в полутьме, как светлячок. Вика скучала по нему и сама удивлялась тому, что скучает. Все у них разное, у нее своя жизнь, у него своя, их жизни отделены между собой пропастью рва. Но ров какой-то странный, романтический, как в сказочных немецких замках, построенных в горах. Через ров перекинут тоненький мостик с ажурными перилами, на котором можно стоять и любоваться величием гор. Рва почти не видно. Его закрывают рваные клочья густого тумана, имеющего, как облака, причудливые очертания. Все легко и эфемерно. Кажется, что прыгнешь с ажурного мостика — и попадешь на взбитую перину облака… Любуешься с мостика сказочным пейзажем гор, на вершинах которых блестит снег. Иногда горы накидывают себе на плечи горжетку тумана, отчего становятся еще величественнее. Кутаются в густой белый мех, поглядывая на тебя свысока.

Через месяц Сергей позвонил и предложил встретиться, сказав, что заедет за ней поздно вечером, когда стемнеет. Вика попыталась возразить, что лучше бы днем, но Сергей пропустил ее просьбу мимо ушей, пошутив, что все чудеса происходят при свете луны. Попросил ее что-нибудь придумать. Уйти из дома поздно вечером, к счастью, было легко: сын с бабушкой были на даче, а Глеб уехал с друзьями на рыбалку.

Вика начала собираться на свидание еще засветло. Примеряла по очереди платья и кофточки, думая, какую одежду выбрать. Остановилась на голубом платье из натурального шелка в меленький белый цветочек: юбка украшена воланами в четыре яруса, а рукава собраны в большой фонарик до локтя. Подчеркнула свою тонкую талию белым широким поясом, примерила бусы из жемчуга, замотав их на шее в две нитки. Покрутилась перед зеркалом, понравившись самой себе. Воткнула в волосы заколку в форме цветущего жасминового соцветия, надушилась чарующими духами с ароматом этого цветка, обвела контур губ малиновой помадой с перламутром, нанесла на веки голубые тени, накрасила ноготки розовым лаком с блестками и голографией — и стала ждать звонка, подбегая к телефону каждые полчаса и проверяя, хорошо ли положена трубка.

Наконец Сергей позвонил. Она выбежала на улицу, перепрыгивая через ступеньки лестницы в подъезде, пропахшем кошками, и чувствуя, что сердце бьется так, что готово выпрыгнуть из груди. На улице было еще душно. Нагретый июльским солнцем асфальт источал запах расплавленного гудрона, почему-то напомнившего ей запах, что стоял после пожара бани на соседской даче. Она подумала о том, что ночь совсем южная. Едва зарождающийся серп луны разливал фосфорический свет, бередящий душу и сердце. В горле неожиданно запершило. Она вспомнила августовские ночи своего детства, когда они с отцом гуляли по ночному городу, и он рассказывал ей о звездах. Большая Медведица все так же черпает своим ковшом чернильную бездну, а Млечный Путь опоясывает небосвод широким светящимся туманным кольцом, по которому, кажется, можно уйти в небеса. Только папы уже нет: ушел по Млечному Пути. И она уже не та наивная девочка, которая могла часами смотреть в небосвод, сидя на дачном крыльце, облитом лунным светом, пока взрослые на веранде обсуждали свои скучные проблемы.

Подъехал Сергей. Вышел из машины, нежно поцеловал руку — точно ночная бабочка махнула своими крыльями. Распахнул дверь рядом с собой — и они поехали по погружающемуся в сон городу, осоловевшему от затяжной жары, которая спадала лишь с завесой темноты. За стеклами мелькали разноцветными огнями вывески магазинов, окна домов, желтеющие горящими заплатами на темных, все еще нагретых солнцем стенах. В открытое окно залетал парной ветер, ерошил ее челку, словно листок на дереве, лизал теплым языком щеку, охлаждая разгорающийся огонь.

Приехали в парк, раскинувшийся на берегу городского озера. В парке было свежо и пахло мятой. Трещали сверчки и пели ночные птицы. Вика, выйдя из машины, замерла, вслушиваясь в ночную мелодию и купаясь в нахлынувшей прохладе. Ей показалось, что это поют ангелы и в их пение вплетаются приглушенные человеческие голоса, переходящие на нежный шепот. Народившийся месяц, будто дынный ломоть, проливал сладкий сок на кусты, оцепеневшие на фоне блестящего, словно рыбья чешуя, озера. В потемневшем, давно не чищенном серебре плавало его отражение, улыбающееся до ушей. Светлая дорожка, похожая на Млечный Путь, бежала по воде.

Сергей подошел к ней, взял ее лицо в свои шершавые, загрубевшие от чужого жаркого солнца ладони, вглядываясь в женские глаза, чернеющие в бархате ночи колодцами с водой, в которых отражался холодный лунный свет. Отвел волосы с ее пылающего лица, вдыхая одуряющий аромат жасмина. Коснулся ее губ, упругих, как мандариновые дольки, пахнущих мятой и ванилью.

Вика обняла любимого, проваливаясь во тьму, где скрипичные трели сверчков становились все громче, а птицы чирикали и высвистывали в такт сердцу, улетающему вместе с ними в небеса. Седьмое небо качалось над головой так близко, что звезды обжигали плечи своими поцелуями. Ее шелковые волосы сплетались с травинками, щекочущими и колющими ей затылок. Цветок папоротника раскрывался над головой — и она забыла о том, что расцветает он на одну ночь.

Потом она прижималась к плечу Сергея, нежданные слезы накатились на ресницы и там висели, точно капли росы на сосновых иголках. Вика боялась, что Сергей заметит их. В груди все свело, как от неспелой, наспех проглоченной хурмы. Луна в небе неожиданно пропала, будто ее затянуло в водоворот. Исчезли и алмазные бусины-звезды. Парк мгновенно погрузился в густую и вязкую, как деготь, тьму, но было безветренно. Казалось, природа просто глубоко заснула. Даже птицы и сверчки выдохлись и погрузились в сон.

— Ты мой негаданный! Свалился на мою голову, как августовская звезда. Знаю: звезда сгорит в воздухе, оставив на сердце рубец от ожога.

— А вот это тебе подарок из тропиков! — Сергей, словно фокусник, вытащил из портфеля, лежащего на заднем сиденье, большой фонарик, горящий зачаровывающим ярким и холодным светом ксеноновых реклам. — Такие фонарики до сих пор делают жители некоторых тропических деревень.

Вика затаила дыхание, разглядывая чудо. В пол-литровой банке мерцали и подмигивали маленькие изумрудные огоньки, казавшиеся насыпанными в нее звездочками. Огонь в банке то полыхал сильнее, то почти гас. Вике почудилось, что это сердце пульсирует в банке… Вот так, наверное, Данко нес впереди себя свое сердце, освещая им путь.