Ее восковая бледность начала меня пугать.

– Может, тебе присесть нужно? – Я оглянулась. Единственно подходящим «стулом» здесь был унитаз.

– У меня отец умер, – вдруг выдала Славная, глядя на меня расфокусированным взглядом.

– Мне очень жаль…

– У нас с ним были ужасные отношения, – скривилась Вика. – Однажды между семьей и мужчиной я выбрала последнего. Семья от меня отказалась, а…

– А мужчина? – склонила голову набок я.

– Мужчина оказался далеко не принцем на белом Мазерати. Мы расстались через полгода. Точнее, я сбежала, роняя тапки и собирая себя по кускам, – пожала плечами Славная.

– Твоя семья… – я уже догадывалась об ответе перед тем, как уточняла.

– Обратно не приняла. Нужно же было к отцу на поклон прийти, в ногах поваляться, а я же гордая! Все думала, что сама смогу, выживу, буду сильной и независимой. Смогла, а он… – здесь она запнулась, громко сглотнула, – …он взял и умер. Представляешь?

И рассмеялась, а потом горько расплакалась.

– Та-а-ак, – нахмурилась я. – Пойдем-ка мы на воздух.

– Он умер. Почему он умер? – отчаянно закусила нижнюю губу Славная.

Вику трясло, словно в лихорадке. Мы вышли в коридор, мне пришлось поддерживать девушку за талию, сама она шаталась из-за нетвердой походки пьяницы. А потом вдруг ее ноги подкосились, словно сломанные веточки.

– Артем! – заметила друга. – Помоги!

Славная хоть и была хрупкого телосложения, но удержать ее на весу я бы точно не смогла. Хорошо, что Широкий быстро среагировал, подхватил девушку на руки.

– Что с ней? – встревожился он.

– Хотела бы я знать… – Сердце зашлось от тревоги, девушка закатила глаза. – Вика, э-эй!

Пришлось легонько похлопать ее по щекам, чтобы пришла в себя.

– Вика, что с тобой? Что болит? – допытывалась я.

– Са… хар, – прошелестела Славная.

– Что? – Мне такой ответ абсолютно ничего не дал, а вот Широкий весь подсобрался.

– Упал? Поднялся? – напряженно уточнил он.  – Эй! Не смей отключаться, слышишь?!

Одно слово отняло у нее столько сил, что девушка вспотела, начала надсадно дышать, а потом и вовсе потеряла сознание.

– Твою мать! – взревел Артем.

– Ты что-то понял? – У меня затряслись руки и ноги.

– Похоже, она диабетик, – ответил друг, а потом сорвался с места вместе с Викой на руках.

Я никогда не видела, чтобы он так быстро бегал.

– Ты куда?!

– В больницу!

– Артем! – Я побежала следом, но была остановлена его криком.

– Захвати ее сумочку и спускайся к моей машине! – скомандовал Широкий.

Я поддалась панике, а он, похоже, прекрасно знал, как действовать в такой ситуации.

Даже страх встретиться с Давыдовым или Ольгой не остановил меня от возвращения в приемную, где я быстро отыскала сумочку Вики.

Когда я спустилась, Артем уже завел двигатель, а Славная лежала на заднем сиденье автомобиля. Все так же без сознания. От одного ее вида у меня затряслись коленки.

Друг выхватил сумочку и тут же тронулся с места.

– А я?!

– Каждая минута на счету! – закричал он. – Я позвоню.

Машина так резко набрала скорость, что у меня дыхание сперло от страха.

И как я могла подумать, что Вика плетет гадкие интриги за моей спиной? Хоть бы с ней все было в порядке!

Вместо Вики приемную заняла Люба из кадров, она частенько подменяла Светочку, а мой рабочий день завершился, так и не начавшись. Вот такая диверсия.

Домой я решила добираться пешком, привез-то меня на работу Широкий, такси вызывать не хотелось. Расстояние хоть и было немаленьким, но вполне посильным. Погода стояла отличная – последние летние деньки радовали теплом. Да и голову проветрить не мешало.

И хоть в груди все ныло от душевной боли, но мир вокруг не изменился. Он не выцвел, не потерял своей привлекательности, и даже небо не поменялось с землей местами. Человеческий организм уникален: когда кажется, что больше не выдержишь, сорвешься, неожиданно открывается второе дыхание, резерв. Ты отталкиваешься от дна и выплываешь наружу – вновь упоительно жить.

Однажды я уже это проделала. Смогу и теперь.

В первые дни после того, как Давыдов улетел в Америку, мне жить не хотелось. Только мысль, что внутри меня уже растет жизнь, заставляла вставать с постели и полноценно питаться.

Тайну своего интересного положения мне тогда удалось хранить почти два месяца. Живот поначалу вообще особо не рос, это после двенадцати недель я стремительно стала превращаться в шарик на ножках, а на раннем сроке визуально почти ничего не менялось.

Родители активно строили планы по поводу моего будущего студенчества, я же набиралась храбрости, чтобы их разочаровать. Лампа громко уволилась из театра своего несостоявшегося любовника и пыталась утвердиться в новой труппе, поэтому репетировала с утра и до поздней ночи. В то время мне легче было пропадать у Лампы дома, чем с родителями, которым приходилось постоянно врать.

Бабушка мне казалась погруженной в свой творческий мир, неспособной сложить два и два. Иллюзия развеялась неожиданно, как раз во время прогона очередной пьесы. Я мучилась тошнотой, а Лампа вдруг сорвалась на кухню.

– Выпей, Шуша, полегчает, – вернулась она со стаканом мятной воды с лимоном.

– С-спасибо… – отказываться я не стала.

– Только мелкими глотками, детка, – сказала под руку она. – Я когда отца твоего носила, лучшего средства унять тошноту не нашла.

Я тут же благополучно подавилась.

– Ты?.. – выпучила глаза, как только откашлялась.

– Шуша, ты еще, по сути, такой ребенок, – покачала головой Лампа. – Ну конечно, я давно догадалась о твоем интересном положении! Чай опыт-то имеется.

– А-а-а…

– Родители не знают, Князевы своих не сдают! – гордо вздернула подбородок она. – Даже своим…

Бабушка и не сдала. Я сама с успехом с этим справилась.

Токсикоз мучил меня почти весь первый триместр. И в очередной раз, когда я вернулась из туалета, мама не выдержала.

– Не нравится мне твой желудок, Машуня, – сказала она. – Надо бы показаться врачу.

Вся семья собралась в гостиной чаевничать. Даже Лампа забежала на огонек.

– Не надо, – промямлила я, чувствуя, как вся кровь вдруг прилила к голове. – Я уже была.