litbaza книги онлайнДетективыВолки и медведи - Фигль-Мигль

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 97
Перейти на страницу:

Дохлый был номер – выцыганить у автовских следователей подозреваемого. Они бы скорее отпустили его на все четыре стороны, чем передали аналогичным структурам другого государства. («Когда единая империя будет, тогда и приходите, – говорил Вилли. – Хотя с каких это пор империи посягают на местное судопроизводство».)

И всё-таки почему Молодой, с каменной мордой вырывавший мальчишек-заложников из рук матерей, спасовал перед Борзым и Вилли? На пути от требований к насилию он не сделал ни шага. Он предложил обмен Сахарка на сына Борзого, тайную сделку – и не знаю, как бы её провернул, потому что в этом случае уже Сергей Иванович лёг бы костьми за принципы имперского права. Со стороны Борзого очень мило было отказаться.

Очень может быть, что Иван Иванович придумал Сахарка просто-напросто выкрасть. Подползти этак ночью, скрутить сторожа, спилить замки. Придёт Вилли поутру с бесполезными уже ключами, посмотрит, опросит, сядет писать протокол, да постановление на розыск, да запрос Канцлеру… На этом месте Молодому стоило бы представить, что, получив такой запрос и ознакомившись, скажет ему Канцлер. Да ничего (представилось бы) не скажет. Медаль даст. Как жаль, что Молодой то ли не имел такого плана, то ли не успел привести его в исполнение.

Сахарок сделал кое-какие успехи в разговорном русском, но они были невелики. Так, он выучил собственное имя – которое, кстати, неизвестно кто ему дал, – но говорил о себе в третьем лице, и странные говорил вещи. «Сахарок должен», – отвечал он на вопрос, он ли убил Жёвку, «Сахарок пришёл», – на вопрос, зачем понадобилось нападать на автовского разноглазого, – и поди разбери, отчего мучительно спотыкается неуверенный хриплый голос.

Я присутствовал на всех допросах, потому что без меня он не говорил вовсе, и в конце концов связь между этим существом и мною стала очевидна. Это озадачивало меня, пугало остальных и давало пищу для множества догадок и предположений – но верный ответ, в сущности, уже тогда лежавший на поверхности, был слишком чудовищен, чтобы кто-либо осмелился его увидеть.

Автовский разноглазый между тем как сквозь землю провалился. Найти его не мог не только я, но и пожалевший о своей беспечности Вилли. Теперь-то он горел желанием получить показания. Народные дружинники шерстили подвалы и свалки, Сохлый прошёл по шалманам, я поговорил с квартирной хозяйкой, Ефимом и Добычей Петровичем – сгинул, выходило, разноглазый, да и чёрт с ним, – и так продолжалось до тех пор, пока жалкого безумца (я называл его про себя «безумец» и «убогий», не мог выговорить «разноглазый») не нашли повесившимся на Больших воротах Порта. Почему там? – спрашивали все. Если это дерзкий вызов, оплеуха из могилы мёртвой тяжёлой рукой, то оплеуха кому? Не продумал, говорили недовольно, перемудрил. Ну повесился бы под окнами оккупантов, под окнами коллаборационистов – чтобы кровавые захватчики, чтобы трусливая и продажная местная власть содрогнулись между утренним походом в сортир и завтраком (буде придёт им фантазия глянуть в окошко) и потеряли покой: есть, есть суд совести и, соответственно, её узники.

А то что – Порт. Порт практически никакого отношения к Автово не имел и принадлежал то ли фриторгу, то ли Бороду. Об этом не принято было ни говорить, ни думать, но единственно сущее отношение строилось по принципу эксплуатации труда капиталом, и не провинция в лице своих грузчиков и тальманов занимала активную позицию. Вот и висел теперь разноглазый на грязной верёвке и с такой мордой, словно и за себя ему обидно, и за Родину.

Мне самому не становилось ни хуже ни лучше. Что-то застыло в мёртвой точке, и самым важным казалось довести дело до конца. («Своего рода опрятность, – говорит Фиговидец, – привычка всё доводить до конца». Но если он при этом вспоминал о Канцлере и других людях, доводивших до конца свои предприятия, ему хотелось проглотить язык. Он не глотал, но ненадолго прикусывал.)

Оберег автовского разноглазого я собирался отдать Вилли – пусть к делу, что ли, приобщит, – но оставил себе. Мерещилось что-то непростое в простой на вид фитюльке, напоминавшей руку с растопыренными пальцами. Кольцо Канцлера, символ власти, и источало власть: сплав насилия и ответственности. Оберег разноглазого не содержал в себе силы как таковой. Можно, конечно, сказать, что и уверенность в собственной правоте – сила, ещё какая, – но и того не было. Смирение, память, упование, – я перебирал слова и ничего за ними не чувствовал. Пыталась эта рука схватить, или отталкивала, или показывала, что в ней нет камня? «Выбрось», – говорил мне Муха. «Отдай мне», – предлагал Фиговидец. (На ногах еле стоял, но любознательно тянулся к опасной игрушке.) «Пригодится, – сказал я. – Может, порчу наводить».

Явившись в прокуратуру, я обнаружил прямо на улице нездоровое оживление. Стояли кучкой зеваки – их было не разогнать; стояли кучкой народные дружинники – их было не заставить шевелиться. Сохлый, размахивая руками, пытался кого-то куда-то послать. Я поискал глазами Молодого, но увидел Вилли.

– Исчез задержанный, – проинформировал меня Вилли. – Называя вещи своими именами, сбежал. Сквозь стену он прошёл, что ли? Посмотри, замки целы.

– А окно?

– В это окно кошка не протиснется. – Вилли перехватил мой взгляд и отрицательно покачал головой. – Ни при чём тут Молодой. Как невменяемый рыщет-ищет по улицам. Простой парень, не стал бы спектакль играть.

– А что со сторожем?

– Уберёг Господь сторожа, слинял среди ночи домой погреться. Чаёк-кофеёк… Еле добудились.

Зеваки пялились, шептались, пустили по рукам бутылку водки. Им было радостно, что оккупанты получили щелбана, что самый опасный и страшный из них сейчас мечется, проваливаясь в снег, по закоулкам и тупикам и сквозь красную пелену гнева видит надменные лица прохожих. То, что щелбан – как ни крути, а ещё сильнее – получили местные следователи, зевак не печалило. Следователей никто не любил.

– Он сюда не вернётся, – неожиданно сказал Вилли. Он пониже надвинул шляпу, бросил только что зажжённую сигарету прямо перед собой и стал методично растирать её в пыль. – Здесь ему делать больше нечего, если я правильно понял. – Он поднял голову. – А понял я, признаться, до конфуза мало. – Из обширного накладного кармана плаща была извлечена сигаретная пачка, из пачки – новая сигарета. – Но ты с ним встретишься. Потому что он пойдёт за тобой. Может, даже вперёд забежит.

– Ну а если я решу остаться?

– Если, не если. – Вторая сигарета последовала за первой. – Не решишь. – Теперь из кармана были извлечены деньги. – Держи, выиграл.

В конце этого злополучного дня, когда всё бессмысленное и бесполезное было сказано и сделано, мы собрались в прокуратуре, без рвения пили, без стыда переглядывались, без сочувствия или приязни прикасались друг к другу: чудовища в человеческих штанах.

У Молодого, одуревшего от ярости и многочасовой гоньбы впустую, виноватым, как и следовало ожидать, оказался я. («Думаешь, я тебе это прощу? – сказал Молодой. – Думаешь, забуду?») Говорить при нём о Сахарке представлялось небезопасным, поэтому говорили про автовского разноглазого. Его дикий, варварский поступок был необъясним и запачкал всё вокруг, как блевота. Никому не нужная и неинтересная жизнь вдруг, стоило отшвырнуть её истерическим жестом, стала очень нужной и всем интересной.

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 97
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?