Еще несколько часов, и я улечу отсюда, чтобы никогда-никогда больше не возвращаться.

Лес, отец Мак, пришел в ярость, узнав о побеге Эда Брауна, и грозился, несмотря на язву желудка, прилететь в Сидней, чтобы лично разобраться с этим делом. Мак считала такой поступок бессмысленным, особенно теперь, когда колобок и от бабушки ушел, и от дедушки ушел. Придется сидеть и ждать в гостиничном номере, словно в коконе, до самого рейса на Гонконг, не общаясь ни с кем, кроме полицейских. Было очевидно, что им предписано не лезть ей на глаза, но и никуда не выпускать без особой надобности.

— Мисс Вандеруолл? — снова спросил женский голос.

— Да?

— Вы уже встали?

— Пора бы. — Мак скатилась с кровати и одернула майку и шорты. Они оставались ее любимой одеждой еще долго после того, как их настоящий хозяин исчез из списка ее друзей. Один из швов на шортах разошелся, образовав прореху.

— Вам сообщение от детектива Флинна. Он просит вас позвонить ему, как только вы встанете.

— Х-м-м-м, о'кей. — У Мак защемило сердце.

— Хотите, я свяжу вас с ним по телефону? — спросила женщина.

— Нет… Дайте мне несколько минут.

Прекрасно. Охранник и секретарша в одном лице. Может, нам устроят миленькое свидание за оградой из колючей проволоки?

Мак почистила зубы и накинула на пижаму халат. Без макияжа, с растрепанными волосами, Мак пересекла спальню и возникла в гостиной, где обнаружила обоих полицейских, с комфортом расположившихся у кофейного столика и почитывающих газеты. Сайкс приветственно кивнула, мужчина же при виде Мак вытаращил глаза.

— Доброе утро. Да, я знаю… шикарно выгляжу. Да? — саркастически сказала Мак и обратилась к Сайкс. — Я решила позвонить детективу Флинну прямо сейчас. На его мобильный…

Прикрыв за собой дверь спальни, Мак набрала номер Энди. Сидя на кровати и разговаривая с ним, она почувствовала необъяснимую тревожащую интимность, и ей припомнились их нескончаемые телефонные разговоры прошедших месяцев. Их попытка сохранить отношения при помощи международных телефонных разговоров позорно провалилась. На самом деле Мак не могла бросить университетских занятий и забыть о своей мечте начать психологическую практику в Ванкувере, а от Энди нельзя было требовать, чтобы он бросил работу и превратился в столп, подпирающий законодательство Канады. Ситуация сложилась странная, «американские горки» оказались непреодолимыми…

Два звонка.

— Флинн. — Голос прозвучал не слишком дружелюбно.

— Вандеруолл, — ответила Мак.

— О Мак! Это ты!

— Привет, как дела?

— Все о'кей.

Непробиваем.

— Как дела у Джимми? Есть новости?

— Он не может говорить, есть и не чувствует половины тела, зато хотя бы жив.

— Как ты справляешься?

— Я? Отлично.

Мак понимала, что, скорее всего, он говорит неправду.

— Хочешь встретиться сегодня? — спросила она. — Знаешь, хорошо было бы просто повидаться, перед тем как улечу сегодня вечером.

— Да, мне тоже хотелось бы встретиться.

— Что ж, судя по всему, я так и проторчу в гостинице. Похоже, у меня нет выбора. Куда бы я ни пошла, понадобится столик на троих.

Эд Браун выдвинул еще один ящик. Ножницы, ленты, резинки, визитные карточки и пыль. Стол был набит барахлом.

Давай… давай…

Эд начинал терять терпение. Он уже обшарил большую часть дома в поисках банковских реквизитов и ПИН-кода Тюремщицы, но не обнаружил ничего подобного. Словно она и не жила в этом доме. Ни документов, ничего. Он заметил шкаф с полками для папок и открыл его. Пусто. Ничего, кроме обрезка бумаги на дне.

Следующий ящик, и снова ничего.

Эд чуть не подпрыгнул, услышав, как к дому подъезжает машина. Он быстро закрыл шкаф и взлетел вверх по лестнице. Уже подойдя к своей спальне, он уловил звук отпираемой двери.

— Милый, я дома! — донесся голос снизу.

Эд не ответил, забравшись в постель и натянув одеяло до самого подбородка. Придется продолжить поиски потом, и если ничего не выйдет — доставить Тюремщицу к банкомату, чтобы она сама сняла деньги со счета. Будь у него свои средства, Браун уже давно исчез бы. Заполучив ее деньги, Эд сможет приступить к осуществлению своего плана. Он слишком долго ждал, зато теперь на свободе и на полпути к успеху.

— Любимый!

Эд слышал, как Тюремщица идет по коридору. Он лежал смирно, закрыв глаза, притворяясь спящим. Тяжелые тошнотворные запахи окружили его. Было еще хуже, чем вчера. Прежде чем уйти на ночное дежурство, эта баба расставила в его комнате еще больше ужасающе безвкусных коробочек и керамических щенков и зайчат. Вон они, стоят на бюро.

Еще немного.

Тюремщица подошла и остановилась в дверях спальни, потом, убедившись, что он спит, затопала прочь. Из кухни донеслись какие-то звуки, и снова зов: «Любимый…»

Тюремщица просунула голову в дверь спальни, волоча поднос с завтраком — чашкой кофе, тостами и салатом; ее безгубый птичий рот щерился в пугающей улыбке. Он зевнул, потянулся и притворился сонным.

— Привет, соня. — Она наклонилась и чмокнула его в лоб. Эд едва не вжался в подушку, но пока не мог позволить себе ничего подобного. Иначе кто сходит в банкомат? Осталось потерпеть совсем немного. Потом, когда она отвернется, можно вытереть лоб. Эду придется оставить ее в живых самое большее на пару дней, пока он не получит деньги и не сможет приступить к делу. Он понимал, что сейчас для него это наилучший выход. В доме матери подстерегает полиция, туда возвращаться нельзя. Это его расстраивало. Хуже того, там больше не осталось его сокровищ. Ни одного из тех, чем он так страстно жаждал обладать. Полиция изъяла их как вещественные доказательства.

Мои девочки.

Полиция отняла у него свободу и завоеванные им трофеи. Но теперь Эд вернет себе свое. Он им еще покажет. А Энди Флинн получит по заслугам.

— Как мой маленький неразлучник? Ты хорошо спал? — спросила Тюремщица.

— Я спал очень хорошо, любимая. Ты сегодня так красива. — Он старательно кривил губы в улыбке.

Тюремщица покраснела, ее двойной подбородок затрясся от удовольствия. Эд заметил, что она отчаянно старается выглядеть как можно привлекательнее. Так, сегодня накрасилась еще больше вчерашнего. В Лонг-Бэй он никогда не замечал на ней косметики, но сейчас ее узкие, с опущенными уголками губы покрывала коралловая помада, а маленькие черные глазки были заляпаны голубыми тенями. Эд надеялся, что на работе эта бабища морду не красит. Иначе это могут заметить.

— О, как ты добр, — жеманно улыбнулась она.

Он заставил себя улыбнуться: