что они поляки. Если этнический поляк, значит одним фактом своего существования являешься врагом литовской государственности.

Тогда литовские власти развернули настоящий террор против польских беженцев. Поляки бежали в Литву от гитлеровских войск с первыхже дней Второй мировой войны. По официальным данным, к февралю 1940 года в Литве находилось 27 тысяч беженцев, из них 12 тысяч поляков и белорусов, 11 тысяч евреев, 3,7 тысяч литовцев.

В ответ на возникшую проблему литовское руководство начало создавать для беженцев… концлагеря, куда их насильственно помещали.

В апреле 1940 года президент Международного Красного Креста Макс Хубер обвинил Литву в политике террора против беженцев.

«Такие лагеря, как в Жагаре, стали предметом, компрометирующим Литву. У правительства возникла обеспокоенность в том, что, например, английское радио сообщило, что «Литва обещает запихнуть всех польских беженцев в концентрационные лагеря», – пишет научный сотрудник университета Ноттингема Томас Балкелис в статье «Война, этнический конфликт и кризис беженцев в Литве; 1939–1940» (журнал «Современная европейская история», Кембриджский университет, 2007 г.)[70].

Другим направлением деятельности режима Сметоны были репрессии против поляков, постоянно проживавших на территории Вильнюсского края.

По данным Т. Балкелиса, полицейские следили за тем, чтобы на улицах Вильно не разговаривали по-польски. Польские образовательные учреждения были закрыты. Работы лишились десятки тысяч поляков. А в марте 1940 г. власти Литвы лишили гражданства всех поляков, кто поселился в Виленском крае после 1920 года, – около 150 тыс. чел. (почти 1/3 населения края) были одномоментно лишены важных политических и экономических прав: права свободно передвигаться, приобретать недвижимость, устраиваться на работу кроме как в сельском и лесном хозяйстве, вступать в политические организации.

После Второй мировой, закончившейся окончательным вхождением Литвы в состав Советского Союза, дискриминации литовских поляков, оставшихся к тому времени в Вильнюсском крае, на уровне официального политического курса не происходило. Совсем другая ситуация возникла после провозглашения независимости в 1991 году: восстановленная Литовская республика вернулась к национально-государственному строительству на основе этнического литовского национализма. Неотъемлемой частью этой политики является все та же «литуанизация» – принудительная ассимиляция национальных меньшинств, которые должны стать литовцами, если они хотят жить в Литве. Поляки Вильнюсского края во Второй республике снова оказались в положении бывшей нации господ, ставшей меньшинством в национальном государстве своих бывших слуг.

Соответственно, государственная политика по отношению к ним стала воплощением исторического реванша столетиями находившихся в подчиненном отношении литовцев. А также выгодным политическим бизнесом: глубинные антипольские настроения пожилого электората литовской глубинки от выборов к выборам успешно использовали литовские консерваторы.

Польскому населению было запрещено писать названия населенных пунктов, где они живут, на родном языке, и даже использовать двуязычные таблички с названиями на польском и литовском. Все населенные пункты Вильнюсского и Шальчининского районов были переименованы – польские названия заменялись литовскими. На литовский манер было предписано менять польские имена и фамилии: если бы, например, Адам Мицкевич учился в Вильнюсском университете в конце XX века, то ему предписано было бы зваться Адамас Мицкевичюс.

Наиболее интенсивно литуанизация проводилась в 2010–2012 годах: в период правительства Андрюса Кубилюса («Союз Отечества – христианские демократы Литвы) и президентства Дали Грибаускайте (у которой, кстати, на пике скандалов вокруг поляков были обнаружены в родословной польские корни). В это свое пребывание у власти консерваторы (возможно, чтобы отвлечь население от последствий кризиса) вообще много занимались идеологическими вопросами: запрет советской символики, введение уголовного преследования за «отрицание фактов советской агрессии», литуанизация Вильнюсского края. При Кубилюсе и Грибаускайте дело дошло до ликвидации польских школ на территории Вильнюсского и Шальчининского районов – на тот момент в Вильнюсском крае действовали 55 польских школ.

В 2010 году были отменены Закон об образовании и Закон о национальных меньшинствах. Новый Закон о национальных меньшинствах был принят только в 2014 году: президент Грибаускайте и консерваторы до последнего сопротивлялись принятию документа в редакции, предусматривающей предложения самих поляков (там содержались предложения о смягчении языковых требований), в итоге продавили свой вариант. Согласно новой редакции Закона об образовании, был, в частности, установлен новый порядок сдачи экзаменов по литовскому языку для школ национальных меньшинств и произведено уравнивание требований к сдаче экзамена на аттестат зрелости по литовскому языку между выпускниками из школ нацменьшинств и литовскими школьниками (что создавало последним естественное преимущество при сдаче экзамена и поступлении в вузы самим фактом их литовского происхождения).

Школьная реформа сопровождалась потоком скандальных высказываний правящих литовских политиков о своих польских согражданах. «Тот, кто призывает молодых людей в Литве изучать польский язык, оказывает «медвежью услугу». Он лишает их конкурентоспособности на рынке труда, поскольку такие люди не могут занимать должность выше помощника на стройке», – заявил в 2010 году министр иностранных дел Литвы Аудронюс Ажубалис в эфире крупнейшего польского телеканала TVP1.

«Если поляки хотят жить в Литве, они должны сближаться с ней, а не отдаляться от нее. Те, кто хочет, чтобы было по-другому, пусть едут в Польшу, ведь существует свобода передвижения», – сказал тогда же глава комиссии по внешним связям литовского Сейма Юстинас Каросас, дословно воспроизведя аргументацию латышских и эстонских коллег по отношению к русским – «Чемодан, вокзал, Россия».

От прочих литовских политиков, а также экспертов и публицистов правого толка слова про польскую «пятую колонну» звучали как очевидный всем факт. «Провокационные волны – на руку Москве, поскольку раскачивают государственную лодку», – говорил о протестных настроениях поляков депутат литовского Сейма от консерваторов Мантас Адоменас. «Россия действует агрессивно для восстановления постколониальной, постимперской силы (парадокс: почему-то в литовском руководстве к тому времени сформировалось убеждение, что польская «пятая колонна» работает не на Варшаву, а на Москву).

Весомость заявлениям консерваторов про «пятую колонну» придавали литовские спецслужбы, традиционно с охотой «играющие» в политику, – Департамент госбезопасности Литвы в ежегодном публичном отчете за 2012 год заявил, что протестные настроения и нелояльность литовскому государству в среде национальных меньшинств являются результатом деятельности иностранных разведок, действующих через общественные и политические организации польской общины.

Естественным следствием скандальных действий литовских властей против польских поляков стало резкое ухудшение отношений Польши и Литвы.

Британский Economist, анализируя в 2010 году межгосударственный конфликт, назвал литовско-польские отношения самыми напряженными отношениями между двумя государствами – членами ЕС.

В Польше литовская тема на какое-то время вытеснила все остальные, заполнив страницы газет и эфиры телеканалов. Предложения забрать у Литвы Вильнюсский край обратно, раз там притесняют поляков, звучали даже на уровне посла Польши в Литовской республике Януша Сколимовски. В Литве в ответ обнаружили, что в литовско-польском приграничье (Пуньская волость), где живут польские литовцы, Польша тоже закрывает литовские школы. Взаимное напряжение дошло до того, что в Вильнюсе осквернили могилу Юзефа Пилсудского и его матери.

Между тем,