Мы сели в машину, тронулись с места, но буквально через пару минут Нил свернул в какой-то переулок.

– И что мы здесь забыли? – лениво поинтересовалась я.

Он не ответил, оглядывался по сторонам и хмурился, точно пытаясь что-то вспомнить.

Мы въехали во двор девятиэтажки, и он резко затормозил.

– Что-то знакомое? – сообразила я, продолжая наблюдать за ним.

Он вновь промолчал, но из машины поспешно вышел. Я тоже, и с вопросами теперь не лезла, поняв, что сейчас его лучше всего оставить в покое. Да и сомнительно, что мои вопросы он услышит, уж очень был занят тем, что сейчас, должно быть, происходило в его голове. Воспоминания или вовсе смутное узнавание – настолько зыбкое, что могло в любой момент исчезнуть. В общем, я решила помалкивать и ждать, что из этого выйдет.

Он довольно уверенно направился к ближайшему подъезду, потом резко сменил траекторию и оказался возле подъезда под номером два. Постоял немного, задрав голову, разглядывая окна.

Потом набрал номер квартиры на домофоне, один, другой, пока не ответил мужской голос.

– Вам кого?

– Откройте, мы из управляющей компании, нам надо подняться на чердак.

Я решила, что нас сейчас пошлют, но Нил умел говорить убедительно, дверь открыли.

Я немного задержалась возле почтовых ящиков. Один был переполнен платежками, они торчали из узкой щели. Я взяла платежку и прочитала имя владельца: Гаврилов Ю. П.

Вернула ее на место и поспешила за Лукашовым. К тому моменту он был уже на втором этаже. Окинул взглядом квартиры и стал подниматься выше.

В тот момент он напоминал гончую, взявшую след, и я вновь обошлась без вопросов. Казалось, на третьем этаже он тоже не задержится, уверенно пошел к лестнице, но вдруг повернул назад.

«Тридцать пятая квартира», – подумала я, вспомнив о платежке, которую только что держала в руках.

Лукашов надавил кнопку звонка.

Дверь не открыли, да он этого и не ждал. Достал отмычки.

Я быстро огляделась и сказала тихо:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

С дверью он справился быстро, мы вошли в узкую прихожую. Первое, на что я обратила внимание, – слой пыли на полу.

Нил прошел вперед, оставляя за собой следы.

– Здесь никого не было несколько месяцев, – подала я голос.

На этот раз он кивнул. Квартира оказалась однокомнатной, мебели самый минимум. Кухонный гарнитур, в комнате диван, который служил постелью, два кресла и платяной шкаф.

Нил направился к нему и распахнул створки. Я увидела висевшую на плечиках мужскую одежду. Было ее немного.

Сдвинув плечики в одну сторону, Лукашов стал прощупывать заднюю стенку шкафа. Вдруг он потянул ее на себя, и она подалась.

Я невольно присвистнула. Задняя стенка оказалась дверью, за которой была ниша, не глубокая, сантиметров сорок. Там стоял кейс.

Нил достал его, положил на журнальный стол и посмотрел на меня. Во взгляде беспокойство.

Я села в кресло рядом и спросила:

– Не хочешь его открыть?

– Не уверен, что хочу.

– Тогда поставь на место, и сматываемся отсюда.

Он улыбнулся.

– Хочешь, я открою? – предложила я.

Лукашов немного постоял, глядя на кейс, точно собирался с силами. Затем протянул руки к замкам.

Я была уверена, чтобы открыть кейс, понадобится набрать код, но замки щелкнули, и Нил медленно поднял крышку. После чего развернул кейс ко мне, чтобы я могла увидеть содержимое.

Деньги, евро и доллары, пистолет, патроны к нему. И паспорта.

Я поднялась, взяла верхний паспорт. Савенко Павел Николаевич.

На фотографии мужчина лет тридцати пяти, губы готовы раздвинуться в улыбке, во взгляде насмешка. Лицо вполне приятное, но из-за этой насмешки симпатичным парня я бы называть не спешила. Люди с таким взглядом обычно доставляют согражданам массу проблем. Загранпаспорт был на то же имя. На фотографии мужчина выглядел чуть старше, во взгляде равнодушие.

– Это ты? – спросила я Нила, показав ему документ.

Он покачал головой.

– А кто?

– Барзин.

– Ким?

– Ким.

– Что ж, такому парню без тайника с баблом и липовыми документами никак. Теперь понятно, почему везде слой пыли, а почтовый ящик ломится от платежек. Его нет уже девять месяцев.

Я вернулась в кресло, бросив паспорт в кейс.

Нил сидел, сцепив руки замком, словно опасаясь прикасаться к содержимому кейса.

– И как об этом узнал я? – вдруг спросил он.

– Ты следил за ним. Разве нет? Вот и узнал о квартире.

– И о тайнике?

– Заглянул в квартиру в отсутствие хозяина и нашел тайник. Но предпочел оставить все как есть. Может такое быть?

– Может, – усмехнулся он.

– Эй, в чем дело? – позвала я.

– Я бы не стал рисковать и вламываться в его квартиру.

– Предположим, ты не был уверен, что это тот человек, которого ты ищешь. А когда нашел тайник, понял, что не ошибся. Если ты знал о тайнике, значит, уже был здесь раньше. Или сам устраивал такие тайники, – улыбнулась я. – Что будем делать со всем этим?

– Не знаю, – вздохнул он.

Я вновь взяла паспорт и стала разглядывать фотографию Кима.

– А вы похожи, – сказала где-то минут через пять.

– Серьезно?

– Есть что-то общее. Сразу и не скажешь, что, но точно есть… Извини, наверное, не стоило этого говорить.

Он резко поднялся, закрыл кейс и вернул его в нишу, сдвинул вешалки, захлопнул дверь шкафа.

– Во всем этом присутствует положительный момент, – сказала я. – Ты нашел дом и эту квартиру. Значит, память понемногу возвращается.

Он некоторое время молчал, потом кивнул, вроде бы соглашаясь, но сказал с усмешкой:

– Вопрос, что это будут за воспоминания.

«Чего он боится о себе узнать? – думала я, когда мы возвращались к машине. – Бывший священник настоятельно рекомендовал мне держаться от Лукашова подальше. Похоже, грехов у парня в избытке. Откуда отцу Сергию знать о его грехах, если познакомились они недавно?»

Учитывая, что в друзьях у него большой чин из ФСБ, догадаться нетрудно. Но если он считает Нила человеком опасным, то какого лешего с ним приятельствует?

И на этот вопрос несложно найти ответ: он священник, хоть и бывший, а им положено быть милосердными. Поддержать грешника даже важнее, чем поддержать праведника. Тот, надо полагать, сам справится.