– это первая юношеская любовь!» Принц на такие колкости никогда не обижался, но всегда гнул свою прямую линию и становился скучным, как кот после кастрации. Вбросил было последний аргумент – о безумных расходах на свадьбу, – но был тотчас же поднят на смех. Короче, прения закрыли и, получив высочайшее позволение одних родителей, обратились к другим, со стороны жениха.

Жениховские ответ тянули долго, решиться никак не могли, но и особых аргументов против свадьбы не предъявляли. Просто не могли определиться, надо ли их сыну так рано жениться и не умнее ли подождать, пока закончит институт. Опасения, собственно, были те же, что и у Крещенских. К самой невесте и к ее семье претензий не было. Но как тут можно было лезть со своими советами – молодым приспичило и все тут, хоть на амбразуру. Позвали наконец Крещенских к себе в гости в Теплый Стан, где за бутылкой изысканного виски с каким-то непроизносимым названием – а достать Демин папа мог все что угодно – и обсудили детали. Свадьбу, естественно, пополам, человек на двести, по сотне гостей с каждой стороны, и в самом престижном месте Москвы – в «Метрополе» или ресторане «Прага», уровнем не ниже. Чтобы было время для разбега, торжество назначили на начало ноября, как раз на революционные праздники. Квартиру молодым снимать попервоначалу помогут, а потом видно будет. В общем, грубыми мазками нарисовали ближайшее будущее детей и потихоньку стали задумываться о торжестве.

Скоро свадьба

Главное было определиться, где и в чем. Платье у Кати должно быть самое лучшее. Лидка, конечно, могла бы и сама сшить, но то безысходное время самострока давно прошло, настало время дефицита, есть же разница! Раньше, до и после войны, перешивали из родительского, перелицовывали, подлаживали, шили свадебное, скажем, из тюля, украшали оборками из подзора, оставляя комнату голой, но вполне сносно приодевая невесту. Голь на выдумки хитра. А сейчас-то, вон, на улице аж 1976-й, социализм вовсю, уже все вроде есть, хоть и достать сложно, дефицит, одним словом. Но где-то же есть. Хоть и не купить. Сшить-то в крайнем случае Лида бралась, но вот из чего… В стенном шкафу рядом с полотенцами лежала коллекция отрезов разной ткани, которую удавалось урвать в магазинах, когда что-то особое завозили к праздникам, или ухваченное по большому блату, – в основном аккуратными стопками лежал наимоднейший кримплен в крупных геометрических фигурах, мощных, целиком распустившихся цветах и невероятных сказочных кричащих птицах кричащего цвета. И все по метру-полтора, от силы по два, не больше, длиннее отрез редко продавали. Хватало, дай-то бог, на новую кофточку Аллусе или Кате. Лидка пошуршала в шкафу, перетасовала все отрезики и покачала головой, сдвинув яркие брови, – ничего среди этого богатства для свадьбы не подходило. Ну разве что восемьдесят сантиметров нежнейшего гипюра слоновой кости. Куда? Ну пусть хоть на отделку…

Незадолго до свадьбы Катя вдруг решила сходить в фотоателье

Выход с платьем, как ни странно, был найден необычным образом.

Крещенские начали загодя составлять список гостей на свадьбу, стараясь вместить в ограниченное количество приглашенных всех родственников и друзей, чтобы потом не было обид. Всех впихнуть было практически невозможно, поэтому к ста решили добавить еще хотя бы гостей двадцать. Двое были приглашены из Франции – с ними Алла и Роберт познакомились еще в конце шестидесятых на Каннском кинофестивале, когда Роба возглавлял советскую делегацию. Одна, мадам Бурьян, привечаемая Союзом писателей, в свое время пописывала рассказы о французском Сопротивлении и была вдобавок вдовой известного французского коммуниста. С ней тоже познакомились на фестивале, куда она исправно каждое лето брала путевку. Она была доброй, компанейской, но очень визуально и сексуально активной, даже слишком – расцвела к своему закатному возрасту пышным цветом, отчаянно лезла на все, что шевелится, и была категорически против высказывания, что с годами предварительные ласки не возбуждают, а убаюкивают. Сама Лидка при всей своей влюбчивости и непредсказуемости возмущалась этой мадаминой напористостью. «А что ты хочешь, – говорила она Аллусе, – чем больше морщин, тем меньше мозгов, вот тебе яркий пример». Но все равно ее любили, удивлялись, правда, но любили.

И другой «француз», господин Александр Рускович, родившийся в России и увезенный в детском возрасте в Париж, обожал все русское, начиная от кулебяк с капустой, заканчивая поэзией Серебряного века. Он сам пописывал стишки, и общение с Робертом придавало ему силы и вдохновение. Обладал энциклопедическими знаниями, военным опытом и ровным, спокойным нравом. С гордостью и не снимая носил орден Почетного легиона Франции, который был утвержден еще в начале девятнадцатого века Бонапартом по примеру рыцарских орденов. Был личным другом де Голля. Любил людей, ценил друзей, был знатным рассказчиком. И да – источал сладкий аромат какого-то невероятного сказочного парфюма, так непохожего на советские «Шипр» и «тройные одеколоны». После него удивительно стойкий аромат в квартире стоял еще очень долго. С Робертом они сильно сдружились. Когда Алекс бывал в Москве, всегда селился в гостинице «Националь», чтобы до Крещенских можно было дойти пешком. Катю знал с самого детства, еще с Кутузовского проспекта, и вот нате, уже невеста! Он-то и заявил о таком необычном подарке на предстоящее торжество – свадебный наряд. Предложение поступило очень вовремя, и Лидка сразу перестала ломать на этот счет голову. «Выберу лучшее, – сказал Алекс смачно и немножечко картаво, – и пришлю до свадьбы с оказией».

Настало лето перед свадьбой, которое надолго разделило детей. Оно было не совсем привычным, это лето, хоть и не особо отличалось от других какими-то особыми свойствами. Дементия призвали на военные сборы и, одев его в неуютную солдатскую форму, увезли в неизвестном направлении. Катя только и успела, что пожарить ему цыпленка в дорогу, сунуть котомку в руку и помахать на прощанье маленьким синим платочком. А сами Крещенские вдруг решили отправиться на юга, в Коктебель, и совсем не потому, что он наравне с Ялтой был одним из самых дорогих элитных курортов. Просто Алена захотела показать Лиске настоящее море, и не в обиду Балтийскому, куда они ездили каждый год, – Балтийское было очень даже морским, уходящим за горизонт, с неповторимыми оранжевыми закатами, но мелким, с холодной водой, хоть его все равно очень любили. Дело-то было в другом: хотелось климат сменить, на солнышке погреться, чтоб мелкая побарахталась в теплой соленой воде, горло промыла, помакать ее, накупать хорошенько перед поступлением в школу, детям же это необходимо.