— Только без самодеятельности!

— Тогда дайте мне хотя бы фамилии местных жителей, которых ваши люди установили…

— Не помню, могу прислать список, да и в конце концов, чужой человек на курорте не такая уж редкость.

— Только, пожалуйста, не по почте. Факсом. У вас есть мой факс.

— Хорошо, пусть будет факсом.

— Еще минутку. А все эти проклятые Войлоки, все мошенничества, которыми Ступеньский шантажировал высокопоставленных обезьян?

Гурский махнул рукой, нетерпеливо и раздраженно:

— Сплошное болото. Шантаж — ерунда, кто теперь обращает внимание на шантаж, самые что ни на есть государственные преступники процветают. На кой им лишние заботы в виде убийства? Но я ничего не говорил, а вы ни слова не слышали. Хорошо, раз желаете, пришлю вам список проверенных нами лиц, зафиксированных в связи с проклятым «мерседесом». А вы уж сами ищите своего преступника, вдруг чудом выздоровевшего. Мы не станем мешать.

Я ни минуты не сомневалась, что Гурский всеми силами пытается меня чем-нибудь занять, чтобы я его наконец оставила в покое…

Курорт. Буско-Здруй. Санатории, пансионаты…

Меня не покидало смутное чувство, что с этим курортом связано что-то важное. Не воспоминание, тень воспоминания. Может быть, это каким-то боком имеет отношение к рассказу соседки Хлюпанеков? Ведь Эвин отец отдыхает в санатории… Но зачем мне он сдался?

Навязчивая мысль о санатории не оставляла меня, и я решила съездить на улицу Чечота, хотя бы для того, чтобы избавиться от нее.

Перед поездкой я подумала, что не мешало бы прихватить какой-нибудь подарок для пани Вишневской. Только вот какой? Проще всего было бы заявиться с бутылкой, но соседка Хлюпанеков не походила на пьянчугу. Купить дорогой чай или кофе? Она может воспринять это как намек на необходимость устроить мне угощение, и устроит! Пирожные? Коробку шоколадных конфет? Цветы! И даже можно цветок в горшочке. Но я ведь будто бы иду не к ней, а к Хлюпанекам, которые, надеюсь, еще не вернулись. Кто же явится с цветочком к этому рычащему чудищу? Так ничего и не придумав, решила ехать без подарка.

Мне повезло. Хлюпанеки еще не возвратились, а пани Вишневская оказалась на посту. Меня она сразу узнала, хотя я на всякий случай оделась так же, как и в прошлый раз.

— Ну и как, нашла пани Эву? — первым делом спросила любопытная соседка, чуть ли не втягивая меня в квартиру. — А их еще нет, а ведь уезжали будто бы ненадолго, недели на две-три. Значит, вот-вот вернутся. И опять начнется. Так пани нашла ее?

Что ответить? Если скажу правду и она дойдет до папаши, то Эве и в самом деле придется смываться в Новую Зеландию.

— А вы им не скажете?

Пани Вишневская даже побагровела от возмущения.

— Да вы что! Он-то наверняка хотел бы знать, еще как! Да помереть мне на месте, если я ему такую радость доставлю! И ей тоже ни словечка не пикну, она ему непременно все выболтает, не сдержится.

И я решилась считать ее союзником.

— Да, я нашла Эву, это длинная история, по цепочке от человека к человеку добралась до нее. Она сама позвонила потом моей подруге, помните, я вам о ней рассказывала. Так вот, Эва уехала из Польши, по Европе мотается, сейчас временно во Франции сидит и, кажется, собирается в Италию.

— А на какие шиши она так мотается? — хотела знать подозрительная соседка. — Кто за нее платит? Ведь дороговизна, поди, жуткая.

— Не такая уж и жуткая, и платит она сама. Есть дешевые гостиницы, и питание не столь уж дорогое, гроши стоит.

— Как же! Гроши не гроши, да на улице и гроши не валяются.

— Какие-то деньги у нее есть.

— Держи карман шире! Разве что какой хахаль раскошелится или те опекуны, что ее за уши тянули, чего-ничего подкинут. А сама по себе она ведь ничего собой не представляет, где ей. Телевидение ее выпихнуло на первый план, большой шум вокруг нее подняли, крутятся всякие там богачи, фигуры политические, важные особы, она им хоть кое-что покажет, а они уже из этого целое состояние разбухают, ей от него одни крошки достаются, все себе огребают, хотя слышала я, раз она воспротивилась, на своем настояла так ей поболе подкинули, так, может, и осталось у нее кое-что. Но все одно, без них она сама ничего не сделает, и к папочке придется ей воротиться, поджавши хвост, так потому я немного удивляюсь, что она еще строит из себя персону и сбегает. Неужто и в самом деле уехала? И когда же? Давно?

Сумбурная болтовня разозленной бабы чуть меня не сбила с ног, я с трудом переваривала столь неожиданный монолог и еле сумела ответить на вопрос, что уехала, мол, семь месяцев назад, прибавив один месяц без зазрений совести.

— Опять, значит, сбежала. Всякий раз от кого-нибудь да сбежит, но я так понимаю — если ей как следует заплатят, опять вернется. Невезучая она. Да только как она от этого чудища ревущего сбежала, большие шишки ею занялись, потеснились и освободили местечко у кормушки.

Заставив себя успокоиться, я с деланным равнодушием поинтересовались:

— Откуда вам такое в голову пришло?

— Ну как же! Этот ее приятель занюханный, этот Флорианчик, которого она бросила, то и дело к ее папаше являлся и ныл, дескать, сам ее на руках под небеса вознес, путь ее розами устлал, а она так его отблагодарила…

Уж не знаю почему, но пани Вишневская чувствовала какой-то особый прилив неприязни к Эве. Вероятно, отсутствие рычащего папочки дало соседке возможность отдохнуть от его воплей и позволило ей свернуть немного в сторону от излюбленной темы. Теперь навалилась на Эву.

— А он, этот ревун оглашенный, так орал и топал, что мне известка на голову сыпалась, и все о дочке, что набрала силу с помощью всяких там вельмож, он просто перенести этого не мог. Из своего Флориана вытягивал, кто же там так ей помогает, кто ее прославляет, кто ей благодеяния оказывает, кто там за нее все делает, а ей достается только слава. И не понимает, дура набитая, что для нее — слава, а настоящие-то денежки — для них. Хотя вот от пани слышу, вроде бы она ума немного набралась и для себя тоже кое-что оставляет. Вы не подумайте, я ей добра желаю и не верю, что она такая уж ни на что не способная, как орет ее папочка, по мне, так он больше бесится из-за того, что она без его помощи справляется. И наговаривает на дочку…

Я уже стала подумывать, не подслушивала ли любопытная язва через замочную скважину, но она пояснила:

— Да я бы и половины не поняла, кабы он не орал как оглашенный. Глухой бы услышал, я же, слава богу, на слух не жалуюсь. Так он правильно орал или нет?

Вопрос прозвучал неожиданно. Так что, опровергнуть наговоры Ступеньского? С удовольствием, Эве это не повредит.

— Вы совершенно правы, предполагая, что папаша разъярился из-за того, что дочь ускользала из-под его влияния. А Флорек этот не только не помогал девушке, наоборот, изо всех сил мешал. Эва очень талантливая, с годами стала отличной писательницей, работает не покладая рук, хотя — и тут вы опять правы — обогащаются за ее счет другие.