на него взор голубых мутноватых глаз. Отодвинула на журнальном столике салатник с чипсами, смартфон и зажгла вторую свечу, чиркнув спичкой.

Бергамот. Полынь. Ифигения из мифа швыряла пучки сухих трав в огонь жертвенного треножника в храме…

– Как в детстве на ваших глазах мать зарубила отца топором. Кто устроил пожар – ваша мать или вы, двенадцатилетний ребенок?

– Полиция роется в нашем дерьме, никакого уважения, никакой жалости, никакого снисхождения. Так вы сейчас обращаетесь с людьми. – Лариса Филатова криво усмехнулась. – Не угадали… Или дело не изучили как следует. Это мой папаша хотел сжечь нас тогда зимой – запер в бане и облил ее бензином. Мать выбила окно и выкинула меня голышом на снег – мы же мылись с ней вместе… А папаша-алкаш допился до белой горячки. Осатанел от водки. Мать вылезла в окно из горящей бани, когда он схватил меня голую за горло и начал душить, опрокинул в снег, он даже не понимал, что я его дочка, орал про каких-то бесов, чертей… Пьяный. Мать схватила топор и ударила его, чтобы спасти меня. Она фактически принесла себя в жертву ради меня – села в тюрьму за убийство.

– Старый дом Крайновых, между прочим, тоже подожгли, – продолжал Гектор, хотя по его виду Катя, как по книге, прочла: он поражен историей. – И новый коттедж вашего дяди Мосина, возможно, пытались поджечь – разлили везде спиртовой санитайзер. А ваш дядя сам бывший пожарный. Пятнадцать лет назад он первым оказался на месте убийства вашей подруги Полины и ее сестры. Интересно, что он тогда забыл в Пузановке? Не вспомните через столько лет?

Лариса Филатова молчала.

– А куда вы сами так быстро смотались с дежурства в больнице в грозовую ночь, когда полицейские привезли Евгения Зарецкого? – спросил Гектор. – Женю… мальчика без ноги, на протезе, который тоже пятнадцать лет назад очутился на месте убийства сестер… Только не лгите мне сейчас, что вы его не узнали и вообще ни черта не поняли из его постшокового бреда про убийство топором и пожар… Про его откровения, которыми он перепугал и медперсонал, и больных.

– Я ушла домой, потому что мое дежурство в ту ночь закончилось, а я еще на два часа задержалась с ним… с этим пациентом… Фамилия Зарецкий мне ничего не сказала, но его протез и его, как вы выразились, «откровения»… Ну да, был тогда в Чурилове такой подросток. Женя – дружок Аглаи, гораздо моложе ее. Всюду за ней таскался как хвост. Его Пяткин – местный чуриловский делец, рвавшийся в депутаты, взял из детдома. Мальчик провалился в старый колодец в ту ночь, и его только днем нашли полицейские. Они привезли его сначала к нам в фельдшерский пункт. Я ему обрабатывала ссадины… Вытаскивала занозы, он и тогда был в состоянии постшока. В пункт приехал Пяткин, его полицейские вызвали, звонили они при мне в областную детскую больницу, место искали. Затем туда явился опер, который за моей матерью после нашего переезда в Чурилов осуществлял надзор, как за бывшей заключенной – Купцов. И мальчишку он все допрашивал насчет пожара и убийства сестер. Что тот видел.

Катя и Гектор переглянулись – Купцов, пенсионер-опер не упоминал, что посещал фельдшерский пункт, более того, он утверждал, что толком не помнит даже фамилию Ларисы-фельдшера и ее матери. А сам осуществлял за семьей надзор, то есть знал о них всю подноготную. Забыл ли он все через столько лет из-за пристрастия к алкоголю или намеренно умолчал?

– Мальчик Женя, возможно, видел убийцу. – Гектор смотрел на Ларису. – Вот что интересовало опера, курировавшего вашу мать. И ваш дядя, или, точнее, сожитель, Мосин тоже мог видеть настоящего убийцу.

– Если не сам убил их тогда, – просто и холодно отрезала Лариса Филатова.

Катя слушала ее, наблюдала за ней. Снова мы подходим к чему-то важному, серьезному в деле пятнадцатилетней давности… тайному, непроясненному…

– А какой мог быть мотив у вашего дяди для убийства Полины и Аглаи? – осторожно спросила она.

– Весомый. Полина на него тогда наехала. – Лариса Филатова чиркнула спичкой и зажгла третью свечу.

Ладан. Запах смерти. Ифигения из мифа хранила его крупицы для воскурения жертвенника в особых случаях…

– Из-за чего? – Катя чувствовала, как тяжелые ароматы заполняют собой тесную захламленную покупками из интернета комнату.

– Она решила, что Аглая беременна. – Лариса Филатова глянула на них, на их вытянувшиеся от изумления лица: не ожидали такого, да? – Полина со мной как с медиком постоянно советовалась насчет противозачаточных средств. Она жила с Пяткиным ради денег и мечтала вырваться из Чурилова в Москву, на какое-то долбаное шоу по телику. Я ей сто раз твердила: все развод и обман, ты денег больше на подготовку потратишь и потом вылетишь с кастинга. Голос у нее вроде имелся, но чтобы всерьез выступать на эстраде – нет. Она же не Аглая. Та бы прошла куда угодно со своим голосом, если бы осталась жива. А Полина так… рядовой товарищ. Пела дуэтом и в караоке. Она страшилась забеременеть, потому что Пяткин ее затрахал. И допытывалась у меня, чем и как я предохраняюсь от Ивана. С Аглаей они пришли ко мне вдвоем в пункт незадолго до убийства – Аглая пожаловалась на задержку регул в полтора месяца. И сказала, что подташнивало ее. Я ее стала расспрашивать подробно, но она была в таком психическом состоянии… Огрызалась, злилась, отказывалась отвечать на вопросы. Я велела Полине везти ее к гинекологу, чтобы обследовать. Но Аглая послала нас к черту тогда – убежала из фельдшерского пункта. Никуда они не ездили, ни к какому гинекологу, не успели.

– Полина решила, что Мосин имел с Аглаей интимные отношения? – спросила Катя.

– Она мне заявила – он же тебя трахнул в твои семнадцать. Любителям нимфеток всегда жертв мало… Они ищут новых, моложе. А с Аглаей Иван часто и охотно общался на арт-фестивале. Мы там все вместе вечерами веселились. Иван Аглаю танцевать приглашал. Мог и поиметь пьяную… Дешевое вино там лилось рекой и джин… Взрослые мужики поили нас, девчонок… На Аглаю вино действовало плохо. И еще один важный момент – ей стукнуло шестнадцать только в первых числах августа, насколько я помню. А задержка регул была в полтора месяца, выходит, с ней вступили в половую связь до ее возраста согласия… секс с несовершеннолетней девчонкой…

– Но мы в Чурилове слышали, что в убийствах обвинили сожителя матери девушек – Павла Воскресенского. Это якобы он проявлял к Аглае нездоровый интерес… точнее, она его преследовала, – заметила Катя.

– Мог