Отца дома не было, мама вязала возле камина, ужин был накрыт только для Кристы. Девушка обняла мать, осыпала поцелуями ее лицо, волосы, руки.

— Ты что, маленькая? — спросила тогда мамочка. — Кто-то обидел тебя?

— Нет, нет, просто я очень тебя рада видеть, — ответила Криста, сдерживая слезы. — Какая ты у меня красивая, мамочка, нет тебя красивей… А где… отец?

— Папочка сегодня будет поздно, он с друзьями…

Кристина почувствовала, как в ней поднялось что-то темное, горячее, слепое:

— Он не у друзей!

Мать отложила вязанье, обняла Кристу, посадила на колени, хотя дочь была уже выше ее на полголовы, взяла ее руки в свои и очень спокойно сказала:

— Я все знаю, девочка…

— Кто тебе об этом…

— Папочка. Наш папочка… И ты не вправе называть его «отец». Так говорят об очень плохих родителях — «отец», «мать»… А у тебя замечательный папочка…

— Но я видела, я видела, видела, видела эту отвратительную лошадь!

— А я с ней и с папочкой пила кофе со сливками… Ты думаешь, любовь — это очень просто? Ты думаешь, это розы без шипов? Но таких нет на свете… Любовь колючая, Кристина, между теми, кто по-настоящему любит, нет тайн и запретов… Я знала, на что иду, когда выходила за папочку… Он был всегда честен… И никогда не лгал… И не унижал мое достоинство… Я сама виновата во всем, если хочешь знать… Папочка, когда мы стали встречаться с ним, сказал, что брак убивает любовь, потому что порождает ощущение властвования… Он ведь дружил с русским послом госпожой Коллонтай, ее очень бранили в Москве за ее книгу о свободной любви… А папочка увлекался ее концепцией… Но я настояла на том, чтобы все было, как у других… Женщина более склонна к единообразию, чем мужчина, это первородная тайна творения, не нам ее понять… Я настояла, понимаешь? Даже того хуже: я понудила папочку пойти в костел… А ведь он у нас с тобою безбожник… Следовательно, всю ответственность за происходящее несу я. Папочка — гений, он загорается, как сухой хворост, он испепеляет себя желанием понять… Все, что ему встречается… А поняв то, что казалось загадкой, он перестает интересоваться… У него было три увлечения, Кристина… И я знала о них… От него… Он предлагал мне расстаться… Я отказала ему в этом…

— Почему? Из-за меня?

И мама тогда ответила:

— Ты появилась против моей воли. Я не хотела тебя. Я постоянно хотела быть с папочкой. Он умолил меня дать тебе жизнь. Может быть, я не смею тебе этого говорить, но мне кажется, что я люблю его больше всех на земле… А он не может жить ни дня без тебя… И если когда-либо он расстанется со мной, будь доброй к той женщине, которой он увлечется. Пообещай мне это, Кристина…

— Как ты можешь так говорить, мамочка?

— Я просто не умею думать и говорить иначе… Такая уж моя… вера… Слово «ревность» имеет множество значений, и ревность к мужу в этом смысле стоит на последнем месте; на первом — зависть, а потом стремление сравняться… Так вот я выбрала себе второе: желание сравняться, быть рядом… Садись и ужинай, маленькая. А потом сразимся в карты, я тебя непременно обыграю…

— Мамочка, извини… Можно, я задам тебе вопрос?

— Конечно.

— Мне как-то совестно задавать его, но я твоя дочь, и мне уже восемнадцать… Ты очень красивая женщина, тебе сорок лет… Это же очень горько-женское одиночество…

Мама тогда рассмеялась:

— Ну, знаешь ли, душа моя, если все измерять только этим… А зачем людям дана дисциплина? Работа? Ощущение усталости? У нас небольшой дом, всего восемь комнат, гараж. Но ведь их все надо убрать. А это — время и силы. Надо постричь газоны в саду — это тоже время и силы. Надо связать папочке и тебе носки и свитеры на зиму, приготовить обед, купить продукты…

— Мамочка, но ты же просто святая!

— Нет, Кристина, я далеко не святая… Я умная… Понимаешь? Я умная. И чтобы сохранить то, что мне дорого, я готова жертвовать малым… Постель — не главное в жизни тех, кто любит. Да, конечно, без нее трудновато, это ханжество — отвергать плоть… Но в отношениях между мужчиной и женщиной есть и духовное начало… Есть, девочка, — словно бы споря с кем-то, мать упрямо поджала губы. — Ведь когда начинается влюбленность, нами движут полет, мечта, нежность, а не мысли о постели!

…Кристина надела свой самый любимый толстый джемпер, спортивные брюки, башмаки на толстой подошве, сложила тетради в сумку, забросила ее за спину, спустилась вниз, выкатила из-под навеса, что стоял рядом с домом, велосипед и отправилась в университет…

Бедненький Пауль, подумала она о своем коллеге-докторанте, занимающемся проблемой множественности, влюблен, приглашает в кино; как это горько — обманывать его, играя какое-то подобие чувства… Я объясню ему все позже, перед тем, как уеду, он должен понять, он чистый человек, такие добры сердцем.

В университете Кристина сразу же отправилась в библиотеку; Пол просил ее проработать — в свободное время — азы атомной физики: «Нам это пригодится; изо всех нас ты одна умная, конопушка, мы болтуны и шпионы, а ты магистр, который может посчитать уравнение, я же вспоминаю об этом с трепетом и ужасом, для меня нет ничего страшнее математики».

Криста мысленно увидела Пола, когда он говорил эти слова; поразительно, его лицо всегда совершенно не соответствовало тем словам, которые он произносил: когда он шутил, оно у него было серьезным, даже чуть скорбным; если говорил очень серьезные вещи, то обычно весело улыбался, сохраняя обычную снисходительность к самому себе; только гладя ее по щеке и по сыпучим волосам, скрывавшим лицо, его глаза были полны нежности и покоя…

Она вздохнула, потянулась за сигаретой, — после войны люди стали демократичнее, курить теперь можно практически всюду; профессор Есперсен горько пошутил, что поражения учат больше, чем успехи, — да здравствуют разгромы, предтечи будущих побед! — но запретила себе курить; дала Полу честное слово: не больше трех сигарет в день.

«А сколько же я выкурю сигарет?» — шепнула она тогда; они говорили громко только в квартире, начав игру; о сокровенном шептались даже на улице. «Сто сорок девять», — ответил Пол. Она улыбнулась: «Значит, мы расстанемся на полтора месяца? Зачем же ты пугал меня полугодом?» — «А сколько ты выкуришь за полгода, конопушка?» — «Больше пятисот сорока». — «Почему „больше“? Не жульничай. Девяносто сигарет на шесть месяцев будет… пятьсот сорок». — «Любовь моя, ты забыл, что есть месяцы, в которых тридцать один день пока еще не отменен». — «Слушай, конопушка, а тебе не страшно жить в нашем хрупком, непредсказуемом мире? Ты же у меня настоящий арифмометр». — «Хочешь сказать, что я вышла за тебя замуж по расчету, прельстившись миллионами твоего дедушки?» — «Да уж, — ответил он тогда, — бедный дедушка, такой был выпивоха, такой гуляка! Все, что у нас было, спускал в барах за милую душу, особенно по утрам любил засасывать полстакана виски»…

Кристина улыбнулась, оттого что Пол сейчас был совсем рядом, его голос был возле уха, даже щекотал мочку — так близко; господи, как же я хочу, чтобы он стоял у меня за спиной; я постоянно ощущаю его тепло; я сразу согревалась, как только он клал руку мне на лоб; настоящий мужчина обязательно несет в себе заряд избыточной энергии…