– Номер два, – спокойно сказал Господин W, наблюдавший за суматохой с безопасного расстояния.

Пока жандармы носились вокруг фонтана, хлопая друг друга по спинам, чтобы сбить огонь, а самые умные повалились в грязь и катались в ней, Господин W обернулся к молодому констеблю.

– Номер два, – повторил он, возможно улыбаясь – хотя улыбка была скрыта маской. – Номера три мы, несомненно, дождемся, но уже не сегодня. Как тебя зовут, мальчик?

– Расмуссен, ваше превосходительство, – побледнев, выпалил юнец. – Констебль Оскар Расмуссен.

– Так вот, с этого дня, полковник Оскар Расмуссен, вы возглавляете полицейское управление. Приказ я подпишу. Найдите мне заговорщиков. Это раз. Два – займитесь поисками Вольфенштауэра. Он старый занудный пердун, но мы прошли вместе три кампании. Будет обидно, если старикан захлебнулся в какой-то канаве или его порезала шпана с Ржавого рынка. И вот еще что… вы слышали мое распоряжение насчет рапорта в десять утра?

– Да, ваше высокопревосходительство. Будет исполнено, ваше высокопревосходительство!

– Не торопитесь. Я буду в особняке Господина Кея. Не тревожьте нас раньше полудня.

Потолок комнаты – не потолок, а свод пещеры в белых гроздьях кристаллов. Ложе окружено колоннами кварца, узорчатыми наплывами известняка, гнездами хрусталя. Однако интереснее всего выглядит пол. Он прозрачен, блестящ, скользок – то ли стекло, то ли огромная льдина. Под льдиной плещется зеленая морская вода.

У задней стены в льдине зияет огромная полынья или даже бассейн. Соленая и горькая вода в нем прохладна, но все же теплее воздуха в комнате, и над поверхностью стоит пар. Хозяин дома сидит, погрузившись в воду по грудь и опираясь спиной о край бассейна. Он вертит в пальцах сухой, хрупкий цветок снежной орхидеи. Мертвый цветок лишен запаха, и Кей все пытается вспомнить, как же пахнут живые снежные орхидеи. Из коридора слышится топот сапог. Кей прислушивается и чуть заметно улыбается.

– Какая пошлость! – вскричал Господин W, влетая в комнату и скидывая на ходу тяжелый кожаный плащ.

Заметно было, что настроение Господина W намного улучшилось – возможно, от вида любимого человека, хотя скорее от предсмертных воплей сгоревшего полицмейстера.

– Ты все-таки сущий лакей, моя радость, – бесцеремонно заявил гость. – Обустроить спальню в духе старой карги – это ж надо додуматься…

– Как будто ты видел спальню старой карги, – спокойно отозвался Кей.

На разоблачающегося Господина W он не смотрел, а продолжал задумчиво вглядываться в цветок.

– Зато не сомневаюсь, ты ее видел, – хмыкнул Господин W, игнорируя предупреждение. – И изучил в деталях. Как и саму каргу. Я, конечно, по сравнению с ледяной ведьмой не канаю.

Кей поднял глаза от цветка и уставился на мускулистый торс Господина W, сегодня для каких-то целей украшенный татуировками с драконами.

– Ты бы хоть спросил, что творится на площади. Или помог мне снять проклятые ботфорты, – проворчал гость.

– Я знаю, что творится на площади. Что касается ботфортов, позови Фроста.

– Да пошел он в бездну, твой Фрост! У меня от него по спине мурашки.

Так и не освободившись от ботфортов и кожаных штанов, Господин W плюхнулся на край бассейна и свесил ноги в воду. От подошв немедленно поплыли грязные разводы. Кей скривился, и посреди полыньи возникла стенка изо льда, отделяющая изгаженную воду от чистой. Господин W, хмыкнув, коснулся пальцами поверхности. Запарило сильнее. Температура в комнате ощутимо поднялась. Лед начал плавиться.

– Вечно ты хочешь остаться чистеньким, Кей, – констатировал Господин W. – А не выйдет.

– Еще как выйдет.

Пробежавшая по воде ледяная корка прочно сковала ноги Господина W. Это, впрочем, ничуть не смутило бойкого гостя. Одним движением вывернувшись из огромных сапог и штанов, Госпожа W вскочила на лед и, оттолкнувшись, заскользила к Кею. То ли не рассчитав движения, то ли, напротив, рассчитав слишком хорошо, она слетела с края льдины и шлепнулась бы прямиком на молодого человека, если бы тот в последний момент не увернулся. Госпожа рухнула в воду, подняв тучу брызг.

– Бррр, какая холодрыга! И соленая – ужас! Давай плескаться! – заорала она, хлопая по воде ладошкой и направляя в сторону Кея небольшое цунами.

– Давай не будем, – предложил Кей и поднял руку с цветком над краем полыньи.

– А это что за сухостой? Чего ты в него так вцепился?

– Это я нашел на груди нашей прелестной гостьи, когда взламывал ее корсет.

– Девочка сентиментальна? – пропела Госпожа, склонив к плечу коротко остриженную головку. – Она таскает целый садово-огородный участок на пышном, волнующемся бюсте?

Мокрый ежик волос блестел. С плеч Госпожи срывались капли, а в глазах плясали озорные искорки. В морозной воде кожа ее чуть побледнела и покрылась мурашками.

– А тебе завидно? – поинтересовался Кей, уставившись на небольшую грудь Госпожи с затвердевшими от холода сосками.

– Не без того. Куда ты, кстати, дел преступную красавицу?

– Она спит. С ней доктор.

– Спит? Да еще и с доктором? А почему не с нами? Давай ее сюда, а можешь заодно прихватить и доктора!

Кей аккуратно положил цветок на лед и сказал:

– Знаешь, не далее как сегодня Иоганн спрашивал, как я тебя терплю.

– И что же ты ему ответил? – улыбнулась Госпожа и снова плеснула в Кея водой.

– Ничего.

– Это потому, что ты трус, милый.

– Не ты первая мне это сообщаешь.

– Но факт от частоты повторения не меняется. Ты трус и холуй. Лакейская душонка. В сущности, Иоганну следовало спросить, как тебя терплю я.

– И как же ты меня терпишь? – поинтересовался Кей.

От обвинений Госпожи выражение его лица не изменилось, лишь слегка сузились глаза и мартовский холод в них сменился январским.

Рука Госпожи, перебирая пальчиками по краю полыньи, отправилась на прогулку и остановилась, лишь накрыв ладошкой ладонь Кея.

– Потому что у тебя ледяные руки, – ответила Госпожа. – Потому что мне прохладно с тобой, милый.

Пальцы Госпожи сжались, и молодой человек чуть поморщился – эта маленькая ладонь сдавливала не хуже железных тисков. Девушка, словно не замечая болезненной гримасы, продолжала:

– Ты еще не сообразил, что точит нас троих изнутри? Иоганн гниет заживо и вечно будет гнить. Микаэль мучается от голода и не насытится никогда. А во мне, дорогой, кипит огонь стольких войн, что любой учебник истории рассыпался бы пеплом. Мы все платим цену за то, чтобы называться Господами… ты просто еще не знаешь, какой счет выставят тебе.

– Отчего же, – процедил Кей. – Знаю.

Госпожа усмехнулась и, облизнув соленые губы, скользнула вперед. Теперь любовников разделяло лишь два или три дюйма зеленоватой воды, сквозь которую бледно просвечивали их тела.