Только крошечное меньшинство женщин могут позволить себе нанять суррогатную мать, зато у многих есть уважительные причины дважды подумать насчет вынашивания собственных детей. В США некоторые технологические гиганты уже оплачивают сотрудницам заморозку яйцеклеток, чтобы они могли не волноваться, что, пока они работают, их биологические часы продолжают тикать. Ждет ли нас будущее, в котором компании поддержат матерей в поисках кого-нибудь другого, кто будет вынашивать их детей, чтобы беременность не повредила работе?

Вчитайтесь в формулировки на сайте любой калифорнийской клиники репродуктивной медицины, и вы увидите, что суррогатное материнство без медицинских показаний предлагается везде. «Пары и одиночки, которые не могут иметь детей либо по биологическим причинам, либо по собственному решению, все же могут создать семью благодаря суррогатному материнству», — говорится на сайте Growing Generations (акцент поставила я). «От медицинских до эмоциональных, логистических и каких-либо других — показания к гестационному суррогатному материнству могут сильно разниться», — говорится в соответствующем разделе сайта Репродуктивного центра Лос-Анджелеса.

Я обзваниваю как минимум десяток разных калифорнийских клиник репродуктивной медицины и спрашиваю, не готовы ли их клиенты поговорить со мной о том, почему они выбрали социальное суррогатное материнство. Везде повторяли вариации фразы Саакяна: здесь речь не о тщеславии, речь о давлении, которое испытывают женщины, желая одновременно сохранить карьеру и стать родительницей, и женщины знают, что признаваться в обращении к суррогатной матери по немедицинским причинам неприемлемо, так что говорить никто не будет.

Более подробная картина начинает вырисовываться, когда я общаюсь с представителями отрасли за пределами Голливуда. Ассистент в клинике в Сан-Диего говорит, что их клиентки по части социального суррогатного материнства — одинокие женщины на высоких корпоративных должностях, которые могли потерять работу из-за токсикоза или вынужденного постельного режима; вынашивая ребенка самостоятельно, они бы рискнули не только телом и здоровьем, но и средствами к существованию и доходом, который в конце концов пойдет на воспитание ребенка. Специалист по фертильности говорит мне, что 80% их клиенток — китаянки, из-за «культурной особенности»: в Китае матка считается «старой» после одной беременности. Психолог в области фертильности, у которой было собственное агентство, рассказывает, что работала с женщиной, баллотировавшейся на политическую должность и отчаянно хотевшей ребенка; ей нужно было либо участвовать в предвыборной гонке, либо поставить под угрозу все, ради чего она трудилась, так что она наняла другую женщину для вынашивания ребенка.

Но что насчет суррогатных матерей, тех обладательниц маток, которым приходится «обезображивать» свои тела за кого-то другого? Как они относятся к потенциальному риску для жизни ради того, чтобы подарить ребенка женщине, у которой нет медицинских причин не вынашивать его самостоятельно? Обычно они понятия не имеют, на что подписываются. Лори Арнольд, специалист по фертильности из Сан-Диего с собственной клиникой и агентством, где клиенткам предоставляют суррогатов, рассказывает, что «суррогатным матерям на самом деле неизвестна медицинская причина, по которой обращаются потенциальные родители. Если бы они спросили и у нас было бы разрешение потенциального родителя, мы бы сказали. Но это личное медицинское решение, которое я не разглашаю из-за конфиденциальности».

***

Суррогатное материнство — всегда непростой выбор. Даже с самым ответственным суррогатом, самым профессиональным специалистом по фертильности и самой скрупулезной документацией это самая физически, эмоционально и юридически хлопотная репродуктивная технология. Но это единственное решение проблемы вынашивания детей, которое когда-либо было у челове­чества.

Традиционное суррогатное материнство — когда ребенка вынашивает генетическая мать, но отказывается от родительских прав, — существует с самой Книги Бытия до «Рассказа служанки» [113]. Шестнадцатая глава Книги Бытия рассказывает о том, как Сара и Авраам испытывали трудности с зачатием наследника. Сара велела Аврааму пойти к ее рабыне-египтянке Агари: «Я буду иметь детей от нее». Кончилось все плохо: как только Агарь узнала, что беременна сыном Измаилом, «она стала презирать госпожу свою» [114], и, когда 14 лет спустя у Сары родился собственный, биологический сын Исаак, она прогнала Агарь и Измаила в пустыню.

Хотя в той или иной форме традиционное суррогатное материнство практикуется тысячелетиями, обычно оно было окутано тайнами из-за табу на тему бесплодия, стигмы незаконности и самой механики рождения ребенка таким образом. Искусственное оплодотворение отчасти избавилось от проблем традиционного суррогатного материнства, но у него есть и своя мрачная история: первый зарегистрированный случай произошел в Филадельфии в 1884 году, когда профессор Уильям Панкоуст помог зачать бесплодному мужчине и его жене. Панкоуст ввел резиновым шприцом сперму одного из своих «самых красивых» студентов в шейку матки женщины после анестезии хлороформом [115]. Через девять месяцев она родила. Ей так и не сказали, как она зачала и что ее муж не биологический отец ребенка.

Техника, которую представил Панкоуст, изменила суть заведения детей: для беременности больше необязательно было полагаться на гетеросексуальный половой акт. Это прекрасно для пар лесбиянок и геев, хотя, понятно, геям для вынашивания ребенка по-прежнему требуется женщина. Традиционный вариант (в противоположность гестационному) сохраняется по сей день, потому что это самый дешевый способ родить ребенка с помощью суррогатной матери, а если она еще и родственница одного из потенциальных родителей, это позволяет сохранить генетическую связь с ребенком.

Когда в 1978 году в Олдеме родилась Луиза Браун — первый ребенок, появившийся на свет с помощью ЭКО, — вместе с ней родилась и новая эпоха возможностей в вынашивании детей. Теперь зачатие не только перестало зависеть от секса, но и могло произойти вне матки, а значит, одна женщина может забеременеть ребенком другой. Первый ребенок, зачатый благодаря донорству яйцеклеток, родился в 1982 году, а в 1985-м зафиксирован первый успешный случай гестационного суррогатного материнства. Теперь можно было различать генетическую мать и биологическую. С этого момента материнство разделилось.

С 1980-х мы постепенно стали все более охотно принимать тот факт, что биологическая и генетическая мать — это не обязательно один и тот же человек. Трудно с какой-либо точностью перевести в числа рост случаев гестационного суррогатного материнства, но в США в 2014 году, по оценке New York Times [116], с помощью него родилось в три раза больше детей, чем в прошлом десятилетии, а в Канаде, где разрешено только безвозмездное суррогатное материнство, его масштабы в 2018 году, по оценкам, возросли на 400% [117]. Рост количества однополых браков во времена, когда детей после рождения реже отдают на усыновление, способствовал широкому принятию однополых родителей. Мужчины-одиночки начали искать суррогатных матерей точно так же, как женщины-одиночки задумываются насчет банков спермы. Люди, которые не могут или не хотят вынашивать собственных детей, все чаще выбирают для создания современной семьи суррогатное материнство, а гестационный способ стал куда популярнее традиционного: он безопаснее, ведь эмбрионы уже созданы к моменту попадания в матку, и многие специалисты в области фертильности говорят, что это легально и эмоционально проще, чем просить женщину, только что родившую генетически родного ребенка, немедленно передать его чужим людям.