– Я б хотел зашвырнуть одну из наших бомб в мужской туалет в Кремле и убедиться в том, что я попал.

В 60-х годах губернатор Алабамы Джордж Уоллес – на фоне страха перед национальным упадком – обещал «выбить зубы политикам в обеих партиях». В 1968 году Уоллес, баллотировавшийся в президенты как независимый кандидат, обещал сопротивляться равноправию темнокожих и защитить права рабочего класса:

– Стране надоело большое правительство. И если политики не уберутся с дороги, многих из них раздавит простой человек с улицы, работник текстильной или сталелитейной фабрики.

Среди идеологических сторонников Дональда Трампа выделяется одиозный публицист крайне правой ориентации Пат Бьюкенен, который и при Никсоне, и при Рейгане работал в аппарате Белого дома.

Бьюкенен, как и когда-то Трамп, безуспешно выдвигал свою кандидатуру в президенты от партии реформ. Атаковал глобализм, соглашения о свободной торговле, от которых «выигрывают только мексиканские рабочие». И – главное – правящую элиту. Он гордится тем, что истеблишмент его боится. Бьюкенен – торговец гневом. Это неразумный гнев. Гнев, направленный против людей, которые честно делают свою работу для того, чтобы сблизить людей и страны.

От других кандидатов в президенты Бьюкенен отличался тем, что черпал вдохновение не в будущем, а в прошлом. Остальные кандидаты обещали светлое будущее и старались представить себя посланниками этого будущего, а он желал вернуться к прошлому. Его риторика напоминает сетования аграриев XIX века, протестовавших против железных дорог и банков. Или ранние идеи католической церкви – энциклику папы Льва XIII (1891 год) Rerum Novarum – «О положении рабочего класса». Это была первая реакция церкви на наступление индустриального века. Папа римский утверждал, что у капиталистов нет права делать все, что они хотят: они обязаны ощущать свою ответственность за происходящее и отвечать за жизнь своих рабочих.

Он очень похож на Трампа. Изоляционист, который хотел быть послом в НАТО. Популист, живущий в доме стоимостью в миллион долларов. Мультимиллионер, который владеет большим пакетом акций, в том числе китайских предприятий, но изображает из себя простого парня и требует ввести высокие пошлины на китайские товары.

– Америка должна быть державой номер один, – говорил Бьюкенен. – Америка должна быть первой во всем. Я экономический националист.

И он обещал построить изгородь, которая не позволит нелегальным иммигрантам попадать в США.

Все политики ультраправого толка эксплуатировали одни и те же эмоции и предрассудки. Все они были прирожденными актерами и превращали публичную политику в спектакли. Они пугали одних и воодушевляли других. Барри Голдуотер, Джордж Уоллес и Пат Бьюкенен проиграли. Но их избирательные кампании посеяли идеологические семена, которые давали урожай на протяжении десятилетий. Трамп выиграл. Осенью 2016 года оказалось, что другая Америка может взять реванш.

Его избирательная кампания зашла слишком далеко. Общество пропиталось ненавистью и безумными предположениями. Не стоит, конечно, переоценивать искушающую силу новых идеологов и их интеллектуальные потенции. Победа Трампа скорее симптом. Не только в Северной Америке, но в Европе, Западной и Восточной, встревоженные и разочарованные избиратели голосуют за популистов, демагогов, противников либерализма и сторонников жесткой руки.

В обществе, где газетные заголовки каждый день обещают вселенскую катастрофу, рождается тоска по простым и жизнеутверждающим моделям. Из сложности современного мира человек словно возвращается домой, в теплое и уютное гнездо, и у него возникает желание вернуть к этой утерянной гармонии весь остальной мир, спасти даже тех, кто еще не прозрел, не постиг новую истину и сопротивляется спасению.

Своих противников правые идеологи рисуют людьми, отравленными капитализмом, людьми, которых либеральные средства массовой информации лишили свободы принимать решения. В этой пустыне правые намерены сеять ростки новой жизни. Садовнику придется, разумеется, железной рукой выполоть сорняки, дабы спасти посевы от смертельной заразы. Об этом новые правые не любят распространяться. Но когда на улицах городов избивают и убивают «чужаков», приезжих, людей с другим цветом кожи и разрезом глаз, это означает, что идеологические утопии превращаются в практическую политику. В определенном смысле установка предупредительного знака «опасность справа» мало что изменит. Интерес к такой идеологии поощряется и возбуждается.

Подобные всплески случались и прежде. В 1944 году сразу 73 республиканца были избраны в конгресс. Они тоже выступали против федерального правительства. Тогда республиканцы гордо назвали свою победу революцией, которая изменит Вашингтон. Не получилось.

Уже в наше время республиканцы под предводительством своего лидера в конгрессе Ньюта Гингрича требовали от президента-демократа Билла Клинтона сократить расходы федерального бюджета. Гингрич грозил: политика – это война без кровопролития. Но общественной поддержки они не завоевали. Напротив, помогли Клинтону сохранить президентство, представив себя защитником интересов большинства против радикалов.

Ньют Гингрич среди прочего обещал вернуть в жизнь Америки семейные ценности. Громче всех возмущался историей с Моникой Левински и укорял президента Клинтона за недостойное поведение. При этом Ньют Гингрич был известен своими романами на стороне. Когда его жена приходила в себя после третьей онкологической операции, Гингрич приехал в больницу и потребовал от нее согласия на развод. Двуличие и лицемерие – обычное дело среди таких политиков.

Дух времени очень точно выразил замечательный актер и режиссер Клинт Иствуд. Первая картина, в которой Иствуд сыграл полицейского по прозвищу Грязный Гарри, вышла на экраны еще в 1971 году. В чем смысл его фильмов? Судьба посылает нам беды и несчастья. Жизнь не обходится без горя и разочарований. Главное, чтобы в трудную минуту мы не остались в одиночестве. Чтобы кто-то поспешил на помощь. И взял на себя труд восстановить справедливость… Когда Клинт Иствуд появляется на экране, зрителям становится спокойнее. На него точно можно положиться. Его герой – не прежний герой-одиночка, а человек, который устанавливает свои правила и привносит порядок в мир, сошедший с ума. Образ родился в эпоху психологической неуверенности и социальной нестабильности.

Общество возмущено тем, что страной правят некомпетентные бюрократы. Ни власть, ни полиция не в состоянии защитить нормальных людей. И тогда Грязный Гарри сам восстанавливает в городе справедливость. Герой Иствуда разделяет и понимает страхи своих зрителей, попавших в беду. Только в отличие от остальных он не гнется, не подчиняется обстоятельствам и не бежит от опасности.

Герой Иствуда заставил откликнуться американскую душу. Но оставался чужим для значительной части интеллектуального сообщества, которое определяет культурные стандарты страны. В этом образе, найденном Иствудом, не находили ничего, кроме цинизма, аморальности и веры в насилие. Но времена изменились. Поначалу Грязный Гарри пугал. Потом стали принимать на ура. Выяснилось, что бесшабашный ковбой и полицейский по прозвищу Грязный Гарри – на самом деле моралист, который придерживается самых строгих норм. Общество стало ближе к консервативным взглядам Иствуда.