бабок побольше, а трындят о труде и всеобщем благе. Вон, посмотрите, мужик идет с работы. — Витя кивнул в сторону мужика, который неуверенно и пьяно шел нам навстречу. — С завода идет, сто процентов! И шатается не от счастья, что столько пользы обществу принес, шатается от того, что с кентами по бригаде на троих сообразили после работы. И нажрались они не потому что избыток радости от созидательного труда! Нажрались они потому что беспросветность и говно кругом.

— А может у него сын родился, — поддел я Витька, — может этот мужик — ударник производства и в заводской самодеятельности участвует.

— Ага, — сказал Витя саркастически, — таких вот треть примерно, если не половина. Каждый день у них сыновья рождаются, крестины и все такое. Где только берут — непонятно, сухой закон на дворе!

— И что же, — заинтересованно спросил я, — ты считаешь, что этот мужик, который пьяненький домой возвращается, он тоже бабок хочет?

Витя задумался.

— Не знаю, — сказал он мрачно. — Может уже и не хочет. Но только, Лёха, если человек бабок не хочет, то это уже все. Край. Дальше ехать некуда. И ведь таких много, которые вообще ничего не хотят. И это страшно же. — Витя посмотрел на меня. — А сам-то ты чего хочешь?

— Витя, — сказал я, — друг мой дорогой, — ты спрашиваешь у человека в семнадцать лет, чего он хочет. Ты вот прямо как наша классная. Или мой батя. Совесть имей. Откуда я нахрен знаю, чего я хочу? Это ты у нас один такой весь целеустремленный и деловой, все прочие-то — обычные люди.

— Вы это... — прервал нашу дискуссию Валерик. — Мне своих с секции завтра подтягивать или нет?

На следующий день, в видеозал к четырем вечера подтянулись Валеркины друзья-боксеры — это были спортивные парни с набитыми кулаками, все старше нас, некоторые уже после армии.

Мы поставили им классику — «Рокки» со Сталлоне, но боксеров «Рокки» почему-то не впечатлил, они смотрели его как хорошую комедию и ржали так, что снаружи было слышно.

— А чего — уютно у вас тут, — сказал один из боксеров, самый старший. Его звали Сергей («можно просто Серёга»), он был уже после армии, откуда пришел старшиной запаса.

Был он большим любителем пообщаться, и в процессе просмотра рассказывал мне истории из своей жизни.

— ... и вот, отгулял я дембель, все как полагается... Себя в порядок привел, надел форму, значки, комсомольский значок нацепил, как идиот последний, и пошел в райком комсомола. Пришел и говорю: «Вот я весь такой замечательный, старшина запаса, по боксу разряд, мне бы с молодежью поработать по спортивной линии...». А они там на меня смотрят и улыбаются — мальчик, ты чего пришел сюда? У тебя, говорят, опыт организационной работы недостаточный... И пришлось на завод. А дома жена — перед армией женился...

Около четырех вечера подтянулся и Федя Комар. Как обычно, на позитиве и слегка выпивши. Оглядев собранное нами боксерское воинство, он весело сказал:

— Ну вы, парни, даете! Ни хрена себе, банду собрали. Это вы правильно, может пригодиться. Но лучше, чтобы не пригодилось, так что будем сначала разговаривать, а бить уже потом. Только говорить я буду. А то они прицепятся к слову какому-нибудь, начнутся качели...

«Краснознаменские» подошли к половине шестого, примерно в том же составе, что и вчера. Семеро парней явно хулиганской внешности ввалились в видеозал, но, обнаружив, что в зале уже сидит около десятка человек, из которых больше половины — явные спортсмены, вчерашней наглости не проявляли.

Увидев незваных, но ожидаемых гостей, слово сразу взял Федя Комар.

— О, пацаны, — добродушно улыбнулся он, — с Краснознаменки, что ли? Что-то я вас не узнаю никого. Где Кот, Руся, Рыжий, Гера? Где все старшие, с кем разговаривать?

— Со мной, — вышел вчерашний парень, который пытался играть роль «доброго гангстера», — меня Коля зовут. Рыба дразнят.

— А я Федя Комар, — представился Федя. — Слышал, наверное?

«Добрый гангстер» Коля неопределенно мотнул головой.

— Ну что, будем разговаривать? — спросил Федя. — Рассказывайте, чего хотели.

— А че хотели... — хмыкнул Коля-Рыба. — Попросили вот у него, — он кивнул на меня, — чтобы пацанам пару раз в неделю кино посмотреть. Ниче такого. Не у всех бабок полные карманы, а он по рублю за вход заряжает. Мы просто попросили, а он полез в это самое... Чего тут разговаривать — темы не вижу. Че ему, впадлу пару фильмов пацанам поставить?

— Он тебе сказал, что с людьми работает? — спросил Комар, и из голоса его пропало дружелюбие. — Сказал, что не один?

— Не помню, — махнул рукой Рыба. — Какая разница, один — не один. Район наш. Мы пришли, попросили по-нормальному, а он отморозился, еще и вас привел. И чего ты мне хочешь сказать, что мы не правы?

— Свой район, — жестко сказал Федя, — бывает у участковых ментов. И у врачей еще. А люди работают там, где захотят. И еще. Мой товарищ, словам которого у меня нет оснований не доверять, — Федя показал на меня, — сказал, что вы вчера нехорошо отзывались об уважаемых в городе людях. Болт на них ложили, типа. Было такое или нет?

— Да гонит твой товарищ, — выскочил вперед вчерашний прыщавый гоблин. — Интригу подводит, чтобы нормальных пацанов лбами столкнуть. Вы за кого вписываетесь вообще, он барыга, на пацанах бабки делает! И кенты его барыги.

— Гонит, значит, — сказал Комар, глядя в пол. — А ты, Коля, подтверждаешь, что такого не было?

— Не помню, — мрачно сказал Коля.

— Тогда давай поступим так, — сказал Комар, — сейчас берем вас, его, ваших старших и едем к людям. И там выясняем, кто, чего и про кого говорил. Согласен?

— Да ну нахрен, — сказал Коля угрюмо. — Еще не хватало головняка из-за каких-то барыг. Пусть живут, нам похрен. Пусть подавятся своими бабками.

— И вообще, — Федя пристально посмотрел на оппонента, — я смотрю, что некоторые здесь начинают борзеть. И пора уже воспитательный час проводить, если в школе пионервожатые вас не воспитывают ни хера. Вас ставили в курс, что «сборы» под запретом?

«Сборами» у нас тогда называли массовые драки, в которых иногда участвовало до нескольких