Открываю, заходит механик-серб с черными кругами и мешками под глазами. С видом побитой собаки он заявляет: агент по недвижимости заверил, что тут найдется где ночевать, потому что его уже три дня гоняют с места на место, и ему негде голову приклонить.

Говорю же — бардак!

Настроение все хуже и хуже, понимаю, что в компании с накачанным тупицей Вуком и утомленным сербом-механиком ничего романтического из поездки в Черногорию у нас с Аленом не получится.

— О дружбе с ними и речи быть не может, возиться с ними мы тоже не станем. Каждый будет жить сам по себе, — решает Ален.

— Ясное дело.

— А завтра — не сомневайся — я потребую, чтобы сию минуту дали отдельную квартиру с видом на море, как предусмотрено контрактом, меня на кривой козе не объедешь!

Это завтра, но пока мы занимаем спальню с широченной кроватью и видом на помойку, Вук селится в комнате рядом с кухней, а механику достается линялый диван в гостиной. Разбираю чемоданы, раскладываю вещи в шкафу. Ален надевает плавки и предлагает пойти окунуться в море. По словам Вука, который, похоже, в курсе всего, за нами придут ровно в семь, я пока не вполне улавливаю, кто именно должен за нами заехать, зато понимаю, что добрых два часа на безделье у нас еще остается.

В дверь нашей спальни стучат, да-да, минутку, говорит Ален, минутку, потом открывает, и мы видим Вука в невыносимо облегающих леопардовых плавках из лайкры, с голым торсом и полотенцем через плечо — очевидно, ему тоже захотелось окунуться. Вместе с нами? Но нет, наши опасения не оправдываются. Вук протягивает ключи от номера, подмигивает Алену — дескать, мы-то, брат, самцы, мы-то, брат, понимаем друг друга. Славянскому шкафу охота подцепить красотку-черногорку с агромадными сиськами, а потом покрепче с ней подружиться, и тут он, разразившись похабным смехом, дает нам понять, в чем будет состоять их дружба, недвусмысленными движениями рук и бедер. Заросшая шерстью грудь и такие же шерстяные руки и спина делают его похожим на орангутанга. Возможно, играют роль и тесно облегающие леопардовые плавки, потому что я легко представляю в действии его аппарат под ними. Ей-богу, вылитый орангутанг, дай ему волю — перетрахает все, что шевелится!

— Ну что, увидимся в семь, Francuzi!

— Никаких проблем, увидимся в семь, — отвечаю я, нажимая на «семь» в надежде, что он оставит нас наконец хоть ненадолго в покое. Что он и делает.

Механик дрыхнет на диване в гостиной и храпит, его храп напоминает шум дизельного двигателя. Мы выходим, стараясь не хлопнуть дверью, чтобы не разбудить соседа, впрочем, его, кажется, пушками не разбудишь.

На улице все так же жарко и душно. Для того чтобы попасть на пляж, нужно, обогнув наш дом, перейти широкую асфальтированную дорогу, с двух сторон обсаженную пальмами, движение двустороннее, асфальт безупречно гладкий, ни единой выбоинки. Водители такие же ненормальные, как везде, и жизнь за рулем «мерседесов» без номерных знаков или черных «роллс-ройсов» с тонированными стеклами, конечно, кажется им шикарной, но стоит не больше, чем в Белграде, и они прибавляют и прибавляют скорость, особенно если завидят пешехода, который посмел ступить на их любимую игровую площадку, так что тут главное — вовремя увернуться от машины. Летят себе и летят, жми давай, жми, жми, нашептывает водителю внутренний голос, подумать всегда успеется…

С риском для жизни перебегаем шоссе, оказываемся у сосняка, в тени сосняка — туристический комплекс, при нем куча магазинчиков, бассейнов в форме сердца с каскадами и горками, газетных киосков с фотографиями Цецы в разных позах на обложке, и тут же — группы музыкантов, наяривающих кто во что горазд, равно как и всякая другая ерунда, привлекающая тех, кто охоч до развлечений и шопинга… Минуем злачное место и выходим на тропинку, ведущую к галечному пляжу. Море у наших ног, а все остальное — горы, которые то ли уходят в море, то ли тают в нем… Рай, да и только! Слева — полуостров Святого Стефана, прямо перед нами — небольшой островок по прозвищу Гавайи.

— Черт побери, — говорит Ален. — А тут потрясающе красиво, ничего не скажешь…

Пляж переполнен, в основном — сербские туристы, но много и русских. Ален ищет тихий уголок и обнаруживает клочок земли, где сохнут на гальке рыбацкие лодки. Бросаем одежки, заходим в море, я плыву, Ален — за мной. Вода изумительная, она восстанавливает силы, оживляет, мы брызгаемся, вот они — пресловутые простые радости бытия, вот оно — счастье общения с природой, мы заплываем далеко от берега, мы забываем обо всем, мы — как влюбленные. А когда возвращаемся на пляж, я растягиваюсь на горячей гальке и почти сразу же засыпаю.

Проснувшись, вижу небо в тучах и пустой пляж. Ален сидит рядом, курит и рассматривает яхты нуворишей, скорее всего, русских миллиардеров, с бешеной скоростью сколотивших себе состояние, — их роскошные суда стоят на якоре вдали. Тоже сажусь. Ален машинально протягивает мне сигарету, прикуриваю и гляжу на водных лыжников, выскакивающих то тут, то там из пены.

— Как насчет покататься на кораблике, а, Francuzi?

Несколько удивленные, оборачиваемся.

И умереть мне на месте, если вру, — перед нами Гагa, да, это он, наш депрессивный Дедушка Мороз. На нем сандалии и, Господи помилуй, те же белоснежные плавки, что он носил на Ада Циганлия, но сейчас он загорелый и в соломенной шляпе. Смотрим на него как на призрак, как на видение, не очень-то понимая, откуда бы ему тут взяться. Он настолько ассоциируется у меня с тем персонажем, с каким мы виделись в Белграде, что я упускаю из виду: он же уехал задолго до нас.

У него же украли «тойоту», и потом она нашлась, а главное — у него какое-то собственное суденышко перевезли в Черногорию, на море, говорилось же тогда обо всем об этом… Ну и стало быть, ничего удивительного в том, что мы встретили его на этом пляже, — будто вчера расстались.

Дед Мороз, напоминающий теперь, в этой соломенной шляпе, черногорского рыбака, повторяет свой вопрос. Он-то совсем не удивлен, что видит нас тут, и ведет себя так, словно наш с ним разговор и на миг не прерывался.

— Если хотите, мы можем отправиться на моей моторке к Гавайям. — Гага показывает пальцем на многое пережившую надувную моторную лодку, которая тем не менее для плавания вроде бы безопасна.

Алан взглядывает на часы:

— Ладно, поехали, только к семи нам надо быть здесь.

Я перевожу.

— Никаких проблем. Просто чуть-чуть покатаемся, — кивает в ответ Дед Мороз в плавках и даже не интересуется, что мы намерены делать дальше.

Отчаливаем. Оранжевая лодка времен Мафусаила, кое-как залатанная лоскутками резины, готова перевернуться в любую минуту, но наш черногорский рыбак Гага с грехом пополам орудует единственным веслом, и мы устремляемся к острову.

Что правда, то правда: остров Гавайи заслуживает своего прозвища. Вода в лагуне синяя и совершенно прозрачная. Конечно, мы пьем ракию, конечно, еще плаваем, а Гага пока, оправдывая свой вид, удит рыбу. Ни одна на его крючок не попадается, но главное ведь — удовольствие.