Тем временем ДозирЭ, как и предсказывал Тафилус, был прощен: Эгасс лично срезал с его натертой шеи черный шнурок и не только восстановил цинита во всех правах, но и в присутствии многих одобрительно высказался о его «подвиге, достойном подражания».

Лекари партикулы приложили немало усилий, чтобы излечить юного героя от ран: не прошло и десяти дней, как ДозирЭ вернулся в шатер своей питы, ослабевший, но полный радостных чувств. На следующий день Эгасс велел отрядам построиться и в торжественной обстановке наградил всех отличившихся. ДозирЭ было вполне достаточно того, что он избавился от своего проклятого ошейника, но Эгасс не обошел вниманием и его. Суровый военачальник, совсем недавно приговоривший ДозирЭ к смертной казни, теперь, на глазах у тысяч цинитов, повязал ему на шею белый платок – заветный кусочек материи, на обратной стороне которого были записаны все обстоятельства его героического поступка: дата, место и другие знаменательные подробности. Вся партикула приветствовала героя. Это был самый счастливый день в жизни молодого воина. Он стал равным среди равных, полной грудью вдыхал воздух свободы и с наслаждением подставлял свое лицо первым в его жизни лучам славы.

Тафилус и Идал также удостоились наград. Теперь ДозирЭ и два его новых товарища, безмерно гордые, целыми днями слонялись по лагерю в ожидании похвалы. Большинство воинов партикулы считали, что трое мужественных новичков спасли отряд от неминуемого поражения, а потому постоянно оказывали друзьям всяческие знаки внимания. Троица так к этому привыкла, что была удивлена и даже обижена, когда со временем похвалы прекратились. Один ДозирЭ не особенно огорчился: он наслаждался обильной едой, полноценным сном и старался не вспоминать о недавнем своем позоре. Только каждую ночь ему являлось одно и то же навязчивое сновидение: палач по знаку Эгасса замахивается казнильным мечом и молниеносным ударом отсекает провинившемуся воину голову…

ДозирЭ так сдружился с Тафилусом и Идалом, что не отходил от них ни на шаг. Согласно клятве, которую воины дали друг другу, они теперь были неразлучными друзьями, а это очень многое значило… В авидронских партикулах много лет назад сложился обычай разделяться не только на десятки и сотни, но и на товарищеские группы. Произнеся клятву дружеской верности, воины навсегда становились друзьями «на крови» и теперь обязаны были во всем друг друга поддерживать. Они имели общее имущество, делились последней горстью муки или остатками воды во фляге, всё время проводили вместе и старались, если повезет, вместе и сражаться. Высшим проявлением такой дружбы считалась гибель в бою при защите товарища. Ветераны рассказывали, что традиции дружбы «на крови» родились в партикуле «Смертников» – старинном авидронском отряде, в который принимали только самых отчаянных рубак Авидронии, решивших свести счеты с жизнью и умереть в первом же бою.

– Слава Инфекту! – приветствовал Идал своего друга «на крови» ДозирЭ. – Как заживают твои раны? Очень хорошо. Как жаль, что мы не в Грономфе и не можем отпраздновать твое выздоровление в подходящей обстановке. Что ж, пойдем разыщем Тафилуса. Этот хитрый девросколянин обязан делиться с нами всем, но до сих пор скрывает от нас секреты своего мастерства, нарушая законы дружбы «на крови»…

Идал был родом из Грономфы, один из восьми сыновей очень знатного эжина – владельца плантаций, ткацких мастерских, доходных домов и кратемарий. Воин воспитывался в ходессах, где преподавали мудрейшие тхелосы. Много времени он проводил в лавках и гомоноклах, принадлежавших отцу, помогал нарезать материи и вести счет деньгам. Юноша подавал большие надежды, легко управляясь с привередливыми посетителями, без труда вел в уме самые сложные подсчеты, но, став Гражданином, внезапно предпочел заманчивому морскому путешествию в Бионриду по делам отца лагерь для новобранцев, где обучали конному и пешему строю. Родитель был в ярости и возжелал насильно удержать сына от неразумного, с его точки зрения, поступка, но вскоре родственники и друзья убедили эжина, что не будет ничего страшного, если один из восьми его наследников предпочтет ткацкому делу и денежным книгам стезю военную. На том и судьба.

Идал оказался совершенно неподготовленным к тому, чтобы стать воином Инфекта. В дом его отца изредка приглашались опытные поединщики, которые были призваны обучить Идала и его братьев быстро побеждать в случайной уличной схватке. Но полученных таким образом знаний, естественно, не хватало: только через полтора года Идал прошел Испытание и попал в боевую партикулу.

Идал был низок ростом и внешне некрепок; благородные черты лица: тонкие чувственные губы, слабый, но красивый нос, изящный лоб – удачно подкреплял умный, проницательный чуть насмешливый взгляд. Идал совсем не походил на сурового авидронского воина и больше напоминал ДозирЭ грономфских молодых эжинов в бородках «как у Инфекта», которые любили шумной эксцентричной компанией, разодетые по последней моде, прогуливаться по набережным грономфских каналов, цепляясь к встречным девушкам.

Друзья шли искать Тафилуса – молчаливого гиганта устрашающего вида, который, имея тяжелые скулы, бычий лоб и хмурый уничижительный взгляд, на самом деле был добр и почти безобиден. Отыскав товарища, воины долго упражнялись в искусстве ведения боевой схватки.

ДозирЭ и Идал несколько опасались Тафилуса, который не всегда рассчитывал удар и мог нанести увечье даже в самой безобидной ситуации. Девросколянину более всего нравилось биться тяжелым боевым цепом с шипами – нагузой. Когда он пользовался этим оружием, то в щепки разлетался любой щит, даже обитый толстым железным листом, не говоря уже о нагруднике или шлеме.

В свою очередь, Идал и Тафилус весьма высоко отзывались о способностях ДозирЭ. Молодой человек был быстр, неутомим, ловок, обладал необыкновенной силой. Он атаковал, словно жалил, его разящие выпады были внезапными и молниеносными.

А вот Идал не заслуживал особых похвал. Дрался он однообразно, двигался плохо, почти не атаковал, предпочитая обороняться, однако сломить его защиту было почти невозможно: он брал скукой, измором и в этом не знал себе равных.

Всего около пятнадцати дней партикула «Неуязвимые» стояла лагерем. Однажды ночью послышались гулкие удары калатуш, призывающие к выступлению. Циниты с нетерпением ожидали нового перехода и, заслышав звуки сигнала, бросились сворачивать лагерь. Вскоре партикула в походном порядке выступила по направлению к Кадишу…

Главный лагерь авидронской армии расположился прямо на кадишской дороге. Отсюда до иргамовской крепости было всего несколько дней пути. Справа от лагеря струилась по мелководному руслу река Палисирус, слева тянулись голые холмы, переходящие в каменистое труднопроходимое предгорье. Впереди до самого горизонта раскинулась иссушенная солнцем степь, рассеченная надвое широкой дорогой, ведущей к стенам Кадиша.

Место для лагеря и, если доведется, для сражения было выбрано удачное. Это подмечали все военачальники, осматривая местность, об этом говорили циниты партикул, собираясь у вечернего костра. Будущее поле битвы по форме напоминало узкое горло, соединяющее две обширных иргамовских провинции. Фланги надежно защищались холмами и рекой; между ними оставалось не более пяти тысяч шагов свободного пространства – как раз ровно столько, чтобы развернуть по фронту большую армию. Выйти же авидронам в тыл даже за несколько дней было невозможно.