Но солнце немилосердно лилось через окно, солнце, которое сожгло его лицо, солнце, которое покажет его таким, каков он есть, чудовищем, покрытым шрамами, уродом. И Рейберн не шевельнулся. Он стоял в нерешительности, его хриплое дыхание смешивалось с тихим плачем Викторий. Это было невыносимо. Рейберн круто повернулся и двинулся по коридору в спасительную темноту.

Рейберн не знал, сколько прошло времени, прежде чем он оказался в спальне апартаментов Генри – комнате без окон. Он пришел в нее неосознанно, ему было все равно куда идти, он просто бродил по бесконечным извилистым коридорам, и они привели его сюда. В комнате была дегтярная тьма, но Байрон знал, что он стоит в одном шаге от секретера и в трех больших шагах от кровати.

Рейберн нашел лампу. На мгновение рука его замерла, прежде чем он заставил себя опустить ее и сомкнуть пальцы на коробке спичек, который всегда лежал у него наготове. Он зажег лампу и долго смотрел на пляшущее пламя, а затем поднял глаза и встретил свое отражение.

От половины лба и почти до подбородка его лицо представляло собой воспаленную маску, в рубцах, как будто по нему протащили головню, и волдыри сгрудились вокруг глаз. Но сами глаза не изменились, они смотрели на него влажно. Влажно... Он удивленно поднес к щеке дрожащую руку и отдернул влажные пальцы. Соленые слезы все еще жгли не заросшую плоть, но боль тонула в удивлении. Он не помнил, когда плакал в последний раз. Не из-за Летиции, не из-за Шарлотты, даже не из-за Уилла. Тогда негодование и боль так туго свились в его груди, что ему казалось, будто его вырвет, но он не пролил ни единой слезы.

Господи, что же с ним сделала эта женщина?

Кто она?

На камине не было часов, а часы Виктории унесли вместе с остальной одеждой в начале недели, но она и так знала, сколько времени прошло после захода солнца. Лишь смутное сияние оставалось вокруг каминного экрана, и дом погрузился в тишину. Лампа у ее кровати была привернута; не в том она находилась настроении, чтобы чтение могло ее развлечь.

От сильной усталости комната виделась смутно, а тени по углам принимали странные пляшущие очертания, но боль в лодыжке и голове не мешала ей уснуть. Виктория закрыла глаза, загипнотизированная красными пятнами, просвечивающими сквозь веки, и звуками ветра, гуляющего среди плоских крыш и башен замка. Ее усталый ум придавал пятнам форму, то было наполовину воображение, наполовину галлюцинация, а ветер словно доносил обрывки нашептанных воспоминаний – об Уолтере, о пятнадцати годах ее заключения в темнице собственного страха, но больше всего о герцоге.

Она попыталась прогнать их, подумать о чем-то другом, но они преследовали ее.

Виктория не знала, сколько прошло времени, когда поняла, что по ту сторону ее век осталась только темнота. Поняв это, она удивилась и сразу же насторожилась. Она открыла глаза, но в едва различимом свете, исходящем от камина, ничего не могла рассмотреть. И все же она всмотрелась в самый темный угол, где прежде ей почудилось присутствие Рейберна. Но и теперь Виктории показалось, что она вновь различает намек на тень, которую нельзя объяснить пересечением стен.

Некоторое время она просто лежала, глядя на него. На этот раз она поклялась, что первой не заговорит.

Вдруг в камине обломилось прогоревшее полено и расшевелило угли. Виктория вздрогнула. Россыпь искр осветила на мгновение темноту, и этого было достаточно, чтобы тень в углу приобрела смутные очертания, слишком плотные, чтобы быть воображаемыми, и она поняла, что это Рейберн.

– Вы сказали, что никогда больше не встретитесь со мной, – проговорила она прежде, чем успела остановить себя.

– Я сказал, что вы меня больше не увидите. – Его голос, странно грубый, но вполне узнаваемый, пронзил ее.

– Я и не вижу. – Радость, облегчение и страх переплелись в груди Виктории, и она не смогла заговорить о том, что казалось ей самым важным.

– Я знаю. – Рейберн вышел из угла и темным пятном приблизился к ее кровати.

Виктория попыталась сесть, но он, положив руку ей на плечо, не дал этого сделать. Она невольно ахнула от этого прикосновения и схватила руку – первое ощутимое доказательство его присутствия после ее падения. Его ладонь повернулась вверх, и он обхватил ее руку. Он держал ее крепко, и какая-то дрожь в глубине стихла от этой теплоты.– Почему вы здесь? – Ей хотелось произнести этот вопрос требовательно, но получился чуть ли не шепот.

Он сжал ее руку еще сильнее.

– Я не мог оставаться далеко от вас. Виктория рассмеялась:

– Но вы сдержали свое слово. Я не могу видеть вас.

Она ощутила, как он напрягся, услышала шорох его одежды – неощутимый короткий рывок.

– Вы спрашивали, почему я прячусь от солнца? Виктория покачала головой, хотя понимала, что он не может этого видеть, горло у нее сжалось, она задохнулась.

– Какое это имеет значение? Еще несколько дней, и я уеду. Зачем мне это знать? – В ее голосе была горечь.

– Позавчера вы еще хотели.

– Да.

– Вы все еще хотите? Я не спрашиваю, должны ли вы хотеть, только хотите ли вы...

Виктория судорожно сглотнула.

– Тогда я покажу вам.

– Рейберн... – прошептала она, но он отпустил ее руку, и в следующее мгновение вспыхнула спичка. – Я расхотела. Вам не нужно...

Но тут спичка коснулась фитиля масляной лампы, и она ярко вспыхнула. Виктория увидела лицо Рейберна – настороженные ореховые глаза, ястребиный нос, твердый рот, а поперек лица потрескавшаяся красная кожа и светлые волдыри.– Боже мой! – ахнула Виктория, и сердце у нее упало. Она невольно протянула руку и отпрянула, когда он отшатнулся. Он еще крепче сжал губы, и что-то мелькнуло в его глазах, что-то похожее на боль и укор. – Боже мой... Я не знала, Рейберн, я и представить себе не могла ничего подобного. – Ее лицо напряглось, она сжала кулаки и спрятала их в простынях, чтобы снова не потянуться к нему. – Клянусь, я не хотела причинить вам вреда.

Герцог стоял молча, нависая над ней, глаза его блестели.

Ей стало тошно от того, что она натворила. Герцог молчал.

– Вы должны поверить мне. Вы ведь верите мне, да? Рейберн, черт бы вас побрал, скажите хоть что-нибудь! – В ее голосе звучало отчаяние.

Тут Рейберн устремился к ней, и Виктория оказалась в его объятиях.

– Господи, Виктория, я думал, вы меня возненавидите!

– Как могу я вас ненавидеть? Это же я причинила вам вред.

– Вы не знали, я сам виноват. Я мог поискать шляпу. Мог отнести вас обратно в пастуший сарай.

Она слегка оттолкнула его, глядя ему в лицо.

– Но вы этого не сделали. Вы знали, что вам грозит, но не стали задерживаться и искать шляпу.

Рейберн покачал головой.

– Как я мог? Вы разбились, вам нужна была помощь.