Тут Дракан повернулся на каблуках и глянул на меня… и в его лице было нечто заставившее меня сидеть тихо-претихо. Тут я и понял, что заставило дракона безропотно отдавать кровь.

— Ты знаешь их! — сказал он.

— Кого?

— Тех людей! Ту засаду! Ты знаешь, кто эти люди.

Я знал только то, что эти люди были из Лакланов. Но я не произнес ни слова.

— Поднимайся!

Если он собирается меня бить, я могу по-прежнему сидеть. И… там был столб. Стоит мне подняться, они заметят, что столб покосился.

Дракан двигался так быстро, что мои усталые глаза едва поспевали за ним. Внезапно я заметил холодный острый край клинка, приставленный к моему горлу. Драканов меч!

— Поднимайся! — повторил он. — А не то я зарублю тебя!

Я встал. И это было нелегко. Но иногда жизнь человека зависит от того, можешь ли ты собрать свои силы, чтобы просто стоять на ноге, которая разрывается от боли.

— Он имеет какое-то отношение к этому делу? Это он во главе тех людей, что напали?

— Кто он? Нико?

— А кто же еще?!

— Нико… не так уж он стремился быть главным. То есть мятежники, может, этого и хотели, но Нико всегда был сам по себе.

Дракан смерил меня взглядом, пытаясь решить, говорю я правду или нет. Но казалось, поверил мне, потому что опустил меч.

— Нет! — молвил он. — Твоя правда! Нико не стал бы предводителем шайки бабья. И все-таки… все-таки они бы хотели посадить этого скомороха на княжеский трон вместо меня.

Мне пришлось прикусить губу, чтобы не вступиться за Нико. Потому что Нико и вправду не по душе было властвовать над людьми. Но это вовсе не означало, что он был бы скверным князем. Или был бы? Во всяком случае, он никогда бы не стал разорять города и селения и убивать народ. Кто угодно, но только не Нико!..

Меч снова коснулся моей шеи.

— Если он не бегает по всей округе и не играет в разбойничьего атамана, где же он тогда? Где скрывается?

Эту песню мы словно бы уже пели однажды — раньше, разве нет? Я хорошо помнил свои слова:

— Этого я не знаю.

— Мы больше не играем в эти игры, Давин! Я устал от непокорных высокогорцев, которые скрываются во мраке всякий раз, когда на них пытаются напасть. Я устал слушать, как мои солдаты жалуются на холод и туман, на засады и нападения. Есть одна-единственная причина того, почему я вообще интересуюсь этим краем, и это он, Нико. Помоги мне заполучить его, и пусть тогда Высокогорье плесневеет в мире хоть целое столетие.

Теперь был мой черед угадывать, правду ли он говорит. Но нет! Я не верил, что он подобру-поздорову исчезнет и оставит нас жить в мире на вершинах гор, даже если мы подадим Дракану Нико на серебряном блюде. Однако… быть может… неплохая мысль: заставить Дракана поверить, будто я ему верю.

— Ты так полагаешь?

— А что мне делать с вашими скалами, вереском и жалкими овцами? Разве достойный человек будет жить на голых скалах?

Я сделал вид, будто взвешиваю его слова.

— А если я скажу это, все равно убьешь меня?

— Зачем мне убивать тебя? — спросил он. — Какой мне вред оттого, что ты жив?

Надеюсь, немалый. Если б это зависело от меня. Но теперь не время огрызаться по этому поводу.

— Дай мне немного воды, — попросил я. — Тогда… я, пожалуй, скажу.

Плечи мои обвисли, и я попытался придать себе жалкий вид. Это было не так уж трудно.

Дракан опустил меч и повернулся к другим людям на крепостном дворе. Один из караульных у ворот помог раненому спешиться и как раз подносил кружку к его губам, чтоб тот мог напиться.

Не произнеся ни слова, Дракан выхватил кружку из его рук и протянул ее мне.

— Вот! — сказал он.

На краю кружки была кровь. Я стер кровь рукавом и напился. Когда тебя мучит жажда, нечего привередничать.

— Ну!

— Немного поесть — тоже! — попытался я. — И фуфайку. Я вот-вот помру от холода.

Он снова был так проворен, что я даже не успел закрыть рукой лицо. Удар обрушился мне на голову сбоку, и я отшатнулся на полшага назад, лодыжка отозвалась острой болью, и я рухнул навзничь прямо у подножия моего покосившегося железного столба.

— Ну, ты знаешь или не знаешь? — спросил он, приставив острие меча к моей груди.

И я почувствовал, как острие впилось в мою кожу.

Как меня озарило, понятия не имею. Но теперь я знал, что мне говорить.

— Скайарк! — произнес я. — Он в Скайарке.

Дракан заколебался:

— Если ты лжешь…

Я только покачал головой.

— Это самая неприступная крепость Высокогорья, — пробормотал я. — Где бы укрылся ты, будь на его месте?

Он расхохотался, он и вправду стоял и хохотал.

— Ну да! — в конце концов вымолвил он. — Самые толстые стены, какие он смог найти наверху. Как это похоже на этого мелкого скомороха.

И он повернулся и убрался восвояси, не глядя ни на меня, ни на столб, ни на раненого, который внезапно, жалобно застонав, свалился на землю.

— Отнесем его в крепость, — решили караульные, — пока в нем осталась хоть капля крови.

Они потащились вместе с раненым вестником. Я медленно сел. Как раз теперь на дворе никого, кроме меня и дракона, не было. Я примерился здоровой ногой к столбу и пнул его изо всех сил раз, другой… Я тряс его, как натасканный на крыс пес трясет крысу, и в конце концов столб подался. Я освободил цепь и взвесил все свои возможности. Смогу ли я улизнуть теперь, пока караульных нет?

Нет, мне нужна была помощь. Я даже стоял с трудом. Я был вынужден ждать, пока Ивайн и его люди сделают то, что они собирались сделать. Я снова, как мог, укрепил столб в яме, чтобы было незаметно, что я свободен. Солнце стояло совсем низко, так что ждать мне оставалось недолго. А пока я мог подумать о том, что случится, когда Дракан пойдет войной на Скайарк. Я помнил стены того города, укрепления. Никогда никем не завоеванный, все эти долгие годы Скайарк стойко защищал горное Скайлер-Ущелье. «Пусть только попробует сунуться туда, — подумал я. — Поглядим тогда, не сломает ли Дракан зубы об этот орешек».

Когда солнце начало садиться за стенами Баур-Лаклана, я достал фляжку с драконьей кровью и взвесил ее на руке. Один лишь крохотный глоток! Лишь столько, сколько потребуется, чтобы я мог идти и чтобы боль в лодыжке не заставила меня потерять сознание. Коли я не выпью хоть чуть-чуть, не больше одной-единственной капельки…

«Если он выпьет сам, он — мой!»

Если Дракан и в самом деле прав, то содержимое маленькой фляжки было еще надежней цепи, чем та, от которой я только-только с трудом освободился. Но так худо это быть не может. И если я этого не сделаю, боюсь, что бегство окажется невозможным. Один крохотный глоток. И только дракон видел, как я это сделал.