Кажется, яснее ясного…

Подводя итог проделанной работе, Зоя Рыбкина впоследствии писала:

«Из надежных источников нам стали известны зловещие планы Гитлера. Среди наших агентов, действовавших в самых разных странах, были люди самоотверженные, беспредельно преданные и активно помогавшие нам».

Информация была передана в Кремль Сталину — и вскоре оттуда последовала реакция. Вот как писал о произошедшем сам Павел Михайлович Фитин:

«Поздно ночью с 16 на 17 июня меня вызвал нарком и сказал, что в час дня его и меня приглашает к себе И. В. Сталин. Многое пришлось в ту ночь и утром 17 июня передумать. Однако была уверенность, что этот вызов связан с информацией нашей берлинской резидентуры, которую он получил. Я не сомневался в правдивости поступившего донесения, так как хорошо знал человека, сообщившего нам об этом…

Мы вместе с наркомом в час дня прибыли в приемную Сталина в Кремле. После доклада помощника о нашем приходе нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. Он прохаживался по кабинету, останавливаясь, чтобы задать вопрос или сосредоточиться на интересовавших его моментах доклада или ответа на его вопрос.

Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них был сверху наш документ, И. В. Сталин, не поднимая головы, сказал:

— Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?

Мы молчим. Ведь всего три дня назад — 14 июня — газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского Пакта о ненападении, как и Советский Союз. И. В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивал трубкой. Наконец, остановившись перед нами, он спросил:

— Что за человек, сообщивший эти сведения?

Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.

После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:

— Дезинформация! Можете быть свободны.

Мы ушли встревоженные».

Как-то оно не очень складывается… Сталин знакомится с представленными документами, вызывает к себе наркома госбезопасности Меркулова[56] и начальника разведки Фитина, выслушивает их объяснения, заявляет, что все это «дезинформация» — и на том разговор заканчивается. Словно бы вождь иносказательно предупреждает сотрудников: мол, успокойтесь, ребята, держите свои знания при себе — всё не совсем так, как вы считаете… Ведь при желании можно было бы все повернуть так, что Фитин и Меркулов намеренно пытались дезинформировать самого товарища Сталина — ну и всё, как говорится, пиши пропало… Нет, словно бы прозвучало какое-то завуалированное предупреждение. И всё! Как-то не в духе того жестокого и жесткого времени…

Почему же, имея достаточно объективную информацию о планах и, что еще важнее, о практических мероприятиях, осуществлявшихся гитлеровцами близ наших границ, Сталин на это практически не реагировал? Это остается одной из главных загадок кануна войны — наверное, загадкой номер один. Второй, пожалуй, загадкой почти тех же масштабов остается цель прилета в Англию обергруппенфюре-ра СС, заместителя Гитлера в руководстве нацистской партии Рудольфа Гесса. Причем если хранители первой тайны все давно уже сошли в могилу, и потому мы вряд ли когда узнаем, чем в данном случае руководствовался советский лидер, то все документы по второму вопросу засекречены англичанами, и неизвестно, когда будет снят гриф секретности.

«После Второй мировой войны английские государственные деятели в своих мемуарах пытаются представить “миссию Гесса” как “сплошное недоразумение” или “чистую комедию”. В создании и распространении такой версии “миссии Гесса” большая роль принадлежит Черчиллю».

Из вышесказанного можно понять, что и у нас, и у англичан существовали или предполагались какие-то тайные договоренности с гитлеровской Германией, почему-то не реализованные…

Вполне вероятно, что одна из причин этих «недоговоренностей» заключается в том, что фюрер просто-напросто зарвался, переоценил свои силы и возможности. К слову сказать, «медвежью услугу» ему в этом плане оказала недавно завершившаяся «зимняя война», в ходе которой войска РККА понесли ощутимые потери, выявились многие недостатки в их подготовке, боевой выучке, техническом оснащении и многом ином. По этому поводу фюрер удовлетворенно заявил в узком кругу, что мы, мол, переоценивали Красную армию… Не понимал Адольф Алоисович, дурачина, что русский мужик долго-долго ожидает, пока его жареный петух, извините, в зад клюнет, — а уж тогда начинает действовать быстро, решительно, безоглядно и беспощадно. Вот и в данном случае болезненный «клевок» зарвавшегося финского петуха возымел свое действие: уроки «зимней войны» были обобщены и усвоены довольно-таки быстро. Однако германские разведки — военная разведка абвер и VI управление РСХА, политическая разведка, — этого своевременно не заметили…

«Уверовав в непобедимость вермахта и слабость Красной армии, Гитлер уже с начала 1941 г. потребовал от своих генералов приступить к детальной разработке замыслов продолжения войны на период после разгрома СССР. При обсуждении в штабе ОКБ вопроса о стратегическом взаимодействии с Японией 17 февраля он заявил: “После окончания восточной кампании необходимо предусмотреть захват Афганистана и организацию наступления на Индию”. Затем по его указанию штаб ОКВ приступил к планированию других операций на будущее, которые намечалось провести осенью и зимой 1941/42 г. Замысел их был изложен 16 июня в проекте директивы № 32 (“Подготовка к периоду после осуществления плана ‘Барбаросса’”). Проектом предусматривалось завоевание Египта, Ирака, Палестины, а также Турции, если она посмеет защищать свою независимость, захват Гибралтара, английских владений в Западной Африке, а затем и высадку на Британские острова, чтобы вызвать полный развал Великобритании. Наряду с решением “английской проблемы” гитлеровские стратеги вынашивали замыслы захвата Исландии и ряда других островов в Атлантике, с целью превращения их в базы для ведения войны против США. В союзе с Японией они намеревались “устранить влияние англосаксов в Северной Америке”».

Да уж, планы воистину наполеоновские! Вот только Гитлер Наполеоном не был — по крайней мере в полководческом смысле. Впрочем, и как политик он должен был бы учесть опыт своих предшественников: ни тому же Наполеону не удалось подчинить себе Европу, ни Троцкому — развернуть знамя «мировой революции». Мудрый Сталин от этой идеи отказался, решив строить социализм «в одной отдельно взятой стране», при этом потихоньку раздвигая ее границы — хотя, с его-то самолюбием и амбициями, Иосиф Виссарионович вполне бы мог претендовать на роль мирового лидера. Не стал, однако. А фюрер вот рискнул…