– Ты уже раньше был подонком Финчем, перед этим две недели притворялся крутым Финчем. Парень, ты пробуксовываешь.

– Подонок Финч мне больше по душе. – Я поправляю шапочку и вдруг меня осеняет: а какого Финча предпочитает Вайолет? Эта мысль так обжигает мой мозг, что я начинаю размышлять на данную тему. Какой Финч ей нравится больше? А вдруг ее устраивает какая-то версия Финча, а не настоящий Финч?

Чарли предлагает мне сигарету, но я только отрицательно мотаю головой:

– Эта фигня тебя погубит.

Я уже не говорю о том, что первым его прикончит, конечно же, наш физрук мистер Каппель.

– Что с тобой вообще происходит? Вы встречаетесь?

– С кем? С Вайолет?

– У вас уже все произошло или как?

– Друг мой, я просто здорово провожу время, вот и все.

– Наверное, все же не очень здорово.

Роумер готовится отбивать мяч, а это значит, что мы должны сосредоточиться. И не только потому, что он считается звездой бейсбола (вторым после Райана Кросса), ему еще нравится метить прямо в нас. И если что-то пойдет не так, он подбежит к нам и битой размозжит мне голову за то, что я чуть не утопил его.

Так и есть. Мяч летит прямиком в нас, и Чарли отступает, но делает это настолько неспешно, будто ему и торопиться-то некуда. Он выбрасывает руку в перчатке, и мяч попадает ему в ладонь, словно намагниченный, а Роумер изрыгает десятки проклятий в нашу сторону, в то время как Чарли отправляет мяч назад.

Я киваю в сторону мистера Каппеля, который одновременно является нашим тренером по бейсболу.

– Ты понимаешь, что каждый раз, проделывая это, ты на шаг приближаешь его к смерти?

– Каппи или Роумера?

– Обоих.

Он усмехается, демонстрируя ослепительно белые зубы, что случается крайне редко.

– Конечно. Отлично понимаю.

В раздевалке Роумер зажимает меня в углу. Чарли уже ушел. Каппель отправился в свой кабинет. Парни, которые еще не вышли из раздевалки, маячат где-то вдалеке, как будто умышленно стараются казаться невидимками. Роумер так близко стоит ко мне, что я ощущаю запах яичницы, которую он ел на завтрак.

– Ты труп, Фрик.

Как бы мне ни хотелось выбить из него всю дурь, я, однако, этого не делаю. Потому что

1) он недостоин того, чтобы из-за него зарабатывать себе неприятности;

2) я хорошо помню выражение лица Вайолет на реке, когда она требовала, чтобы я отпустил его.

Поэтому я начинаю считать.

Один, два, три, четыре, пять…

Я удержусь. Я не врежу ему.

Я буду паинькой.

И в следующее мгновение он толкает меня прямо на шкафчик. Я не успеваю и рта раскрыть, как он бьет меня в глаз, а потом еще раз в нос. Я едва держусь на ногах и отчаянно продолжаю считать, но уже в обратном порядке, только чтобы не убить этого гада прямо здесь и сейчас.

Интересно, если я вот так буду считать, смогу ли я каким-то образом вернуться в прошлое, в начало учебного года, когда еще ходил в восьмой класс, до того, как стал чудаком, до того, как меня начали замечать, до того, как я начал раскрывать рот и меня стали называть Фриком, когда я не засыпал, и все казалось нормальным (если бы еще точно знать, что такое «нормально»!), когда на меня смотрели просто так, а не пялились, не для того, чтобы увидеть, что еще такого необыкновенного я могу учудить, а чтобы просто сказать мне: «Привет, парень, как дела, что нового?»

Интересно, если вести счет назад, смогу ли я действительно попасть в прошлое, чтобы забрать с собой Вайолет Марки и уже вместе с ней начать движение вперед? Таким образом у нас будет больше времени. Потому что я боюсь именно времени.

А еще себя.

Я боюсь самого себя.

– Какие-то проблемы? – В паре шагов от нас стоит Каппель и внимательно смотрит в нашу сторону. В его руке бейсбольная бита, и я представляю, как он рассказывает дома жене: «Новички не представляют собой проблемы. Проблемы возникают с бывалыми, когда они испытывают внезапные приливы энергии. Вот тогда берегись и готовься к обороне».

– Никаких проблем, – спокойно отвечаю я. – Все в порядке.

Насколько я знаю Каппеля (надеюсь все же, что я его знаю хорошо), он не станет докладывать о случившемся директору Уэртцу. Особенно в нашем случае, где замешана его звезда бейсбола. Я жду, когда он повесит всю вину на меня. Я готов услышать от него, что меня исключают из школы, возможно, временно, несмотря на то, что лицо разбито именно у меня. Но Каппи говорит буквально следующее:

– Если все в порядке, Финч, ты можешь идти.

Я вытираю кровь с лица и, улыбнувшись Роумеру, ухожу.

– Не торопись, Ромеро! Не так быстро! – рявкает Каппи. Теперь Роумеру предстоят немалые унижения, и осознание этого делает боль не такой уж и сильной.

Я останавливаюсь у своего шкафчика, чтобы забрать учебники, и замечаю на них нечто, очень похожее на камень с горы Хузир. Я беру его в руки, переворачиваю. Так и есть. На нем все та же надпись: «Твоя очередь».

– Что это? – интересуется подошедшая ко мне Бренда. Она забирает камень из моих рук и начинает разглядывать него. – «Твоя очередь». Что это означает? Какая еще очередь?

– Это очень тонкий прикол. Нечто личное. Только самые сексуальные и классные могут это понять.

Она бьет меня по руке.

– Значит, тебе этого не понять. Что у тебя с глазом?

– Твой парень постарался, Роумер.

Она морщится.

– Он мне никогда не нравился.

– Правда?

– Заткнись. Надеюсь, ты ему нос сломал.

– Я пытаюсь быть выше этого.

– Слабак. – Она идет рядом со мной и без умолку болтает: – Ты действительно влюбился в Вайолет Марки? Навсегда или это так, временное явление? Поиграть и забыть? А как же Сьюз Хейнс? Кажется, тебя к ней когда-то тянуло. А как же девчонки из кружка макраме? А целых три Брианы? А вдруг тебе прямо на голову с неба свалится Эмма Уотсон? Ты тогда хоть на нее соблазнишься или вежливо посоветуешь ей отвалить? А как ты думаешь, если я перекрашу волосы, скажем, в синий цвет или фиолетовый, мне пойдет? Как ты считаешь, мне не мешало бы немного похудеть? Только честно. Как ты думаешь, найдется такой парень, который полюбит меня и займется со мной сексом? Со мной такой, какая я есть на самом деле?

Я наобум отвечаю ей. «Правильно», «Вряд ли», «Конечно», «Даже и не знаю», но все это время я думаю о Вайолет Марки, взломщице замков.

Миссис Кресни, переплетя пальцы рук, широко улыбается мне.

– Как ты поживаешь, Вайолет?