В молчании они выехали на скоростную полосу автострады, и Джимми затеял идиотскую игру, то без нужды идя на обгон, то снижая скорость и создавая помехи другим машинам. Было видно, что он хочет начать разговор, однако мысль, свернувшаяся кольцом у него в мозгу, не торопилась разворачиваться во вступительную фразу. Искоса он взглянул на Риту. Та привалилась головой к боковому стеклу, созерцая пролетавшую мимо череду низких холмов.

– Выглядишь затраханной в доску, – сказал Джимми. Рита, до того момента предававшаяся горько-сладким воспоминаниям, повела глазом в его сторону:

– Ты, как всегда, попал в яблочко. Да, я затрахана в доску. Доволен?

В раздражении он ударил ладонью по рулевому колесу:

– Я вне себя от восторга!

Стекло подрагивало под головой Риты. Она ощущала тяжесть во всем теле, глаза ныли от серого мертвящего света.

– Когда мы с тобой еще только начинали, – устало произнесла она, – я тебя предупредила, что иногда буду гулять на сторону. Вот и вчера на меня нашло. Это нормально, и нечего психовать.

– Психовать... – повторил он, примеряя к себе это слово. – Я не психую. Я просто сыт по горло.

– Так уж и по горло?

Он бросил на нее еще один злобный взгляд. Рита опустила веки и стала наблюдать за мельтешением световых точек на их внутренней стороне.

– Когда такое было в прошлый раз, Джимми?

– Примерно... – начал он, но так и не смог вспомнить. – Да не важно когда. Все равно меня это достало.

– Почти два года назад. В Такоме.

– Допустим. И что с того?

– А то, – Рита начала оживать, – что, если я буду раз в два года ненадолго съезжать с катушек, а потом приходить в норму, тебя это не должно так уж сильно напрягать. Тем более я честно предупредила.

Он осознавал ее правоту, но был еще не готов отступить.

– У всякого мужчины есть гордость, ему тяжело видеть свою женщину гуляющей на сторону. Но когда она крутит любовь с другой женщиной... Что там катушки – это как прыжок в Большой Каньон!

– Какого хрена! – Рита повернулась к нему всем телом. – Я не намерена выслушивать этот пердёж про мужскую гордость и тому подобное! Тоже мне, нашлись уникальные создания, недоступные женскому уму! Ненавижу эти сраные понты!

– Ладно, оставим «всяких мужчин» и поговорим конкретно обо мне. У меня есть гордость, и я не желаю видеть, как моя женщина трахается с кем-то другим!

– Не желаешь – не смотри, – сказала Рита. – Именно так поступаю я, когда ты клеишься ко всяким Лореттам Сноу!

Воспоминание о мисс Сноу сбило Джимми с мысли; его агрессивный настрой начал улетучиваться. Он сбросил газ и пристроился в дымный кильватер мебельного фургона, тяжело одолевавшего подъем на первый уступ Каскадных гор.

– Все эти базары про мужской-женский порядок вещей не для нас с тобой, – сказала Рита. – Ты сам это понимаешь. У нас своя дорога.

– И тем не менее, я мужчина, а ты женщина. Это факт, и я еще не научился его игнорировать.

– Не упрощай. Ты знаешь, о чем я.

Он проехал молча с полмили, прежде чем задать следующий вопрос:

– Чего она там визжала?

– Ей не понравился мой прощальный совет.

– Разыграла истерику?

– Я не уверена, что она прикидывалась. Хотя, может быть, и так.

– Совет, наверное, был чересчур мудрый.

– Черт, Джимми, тебе-то, что за дело? – Она тронула его за ногу. – Давай поменяемся местами.

– Я в порядке. Когда устану, скажу.

– Ладно тебе, съезжай на обочину. Я буду вести, а ты доскажешь свою историю.

Рассказ занял весь подъем к перевалу и последующий спуск в холмистую долину Палузы. Шоссе было пустынным, и Рита временами выезжала на встречную полосу, стараясь избегать столкновений с кустами перекати-поля, которые под порывами ветра носились по дороге, напоминая ожившие и зараженные бешенством птичьи гнезда. На севере небо начало расчищаться; полоса голубовато-серого, как оружейный металл, цвета растянулась вдоль горизонта. Темные пузатые тучи проносились низко над землей, торопясь примкнуть к еще более темной массе, собиравшейся над горами, откуда только что спустился их фургон. Дорожные выемки с редкими пучками травы на желтых грунтовых скатах сменялись возвышенными участками, с которых открывался вид на новые холмы и новые стаи перекати-поля. Всюду преобладали коричневые и желтые тона, тогда как шоссе казалось уходящей на край света извилистой грязно-белой веревкой, которую в панике бросил великан, спасаясь бегством от надвигающегося апокалипсиса.

Когда история подошла к концу, Рита подумала: «Интересно, многое ли он помнит из того, что натворил прошлой ночью?». На основании рассказа у нее сложилось довольно ясное представление о происшедшем, но одно дело – представлять, а совсем другое – знать наверняка. Его истории в равной степени возбуждали и пугали Риту, поскольку – хотя ей порой удавалось подсказками и намеками корректировать сюжет – в конечном итоге один Джимми определял ситуацию, причем не только выдуманную, но и реальную. Быть втянутой в этот безумный вихрь, постоянно рисковать и бояться, что он вот-вот совершит роковую ошибку, – именно это пьянящее чувство прежде всего привлекало Риту; однако ей хотелось бы точно знать, какую часть своих фантазий он обратил в реальность, чтобы в случае чего она могла подчистить его огрехи. Краем глаза она наблюдала за Джимми, когда он длинными, тщательно выстроенными фразами излагал обстоятельства гибели полковника Резерфорда. Невыразительная внешность, скрывающая хитроумный механизм, – он напоминал ей особого вида бомбу, которая, ослепительно взорвавшись, тут же сама собой восстанавливается, готовая к повторному использованию, как только будет дана соответствующая команда.

– Получилось не совсем так, как я рассчитывал, – сказал он по окончании рассказа. – Такое чувство, будто что-то еще вертелось в голове, но я это упустил.

– У тебя каждый раз бывает такое чувство. А я каждый раз говорю, что твои истории – лучшие из всех, какие мне доводилось слышать. Эта была особенно хороша.

– Да, но она сошла с пути, который я наметил.

– И куда вел этот путь?

Он забарабанил пальцами по бардачку, мысленно просматривая сцены, не вошедшие в окончательный вариант истории.

– Посмотри, не завалялся ли там шоколадный батончик, – сказала Рита.

Он пошарил в бардачке, но не нашел там ничего съедобного.

– Вообще-то, я думал, что Сьюзен и Аарон поладят и будут счастливы вдвоем, потому что в их любви, пусть греховной, есть что-то светлое и чистое, чего им не найти в отношениях с другими людьми. Я думал, что связь с Аароном даст ей силы бросить полковника... – Он закрыл бардачок. – Вот только не знаю, чем это должно закончиться.

– Мне больше нравится прежний вариант. Если ты оставишь полковника в живых, он отыграется на отце Сьюзен.