Хэзер была блондинкой, как и девочки Солвер. Она с легкостью гоняла на велосипеде и напоминала детей с картин Брейгеля или Де Чирико.

Сидя рядом с этой девочкой на пристани, ты мог поделиться с ней тем, о чем ни за что не отважился бы рассказать кому-нибудь в Бруклине.

Наверное, в такие моменты ты был счастлив.

Хэзер Уиндл шла по тропинке. Из своего желтого плаща она уже выросла, и он не закрывал ее ног. Ступая по мокрым камням, Хэзер покачивалась из стороны в сторону и ладонью с растопыренными пальцами шлепала на себе комаров.

С мальчиком из города она общалась как с братом.

— Привет, Дилан.

— Привет.

— Чем занимаешься?

— Ничем.

Хэзер остановилась у пристани, рассеянно взглянула на столбик, прячущийся в траве.

— Ты чем-то расстроен?

— С чего ты взяла?

— Не знаю. Просто ты выглядишь расстроенным.

Может, он и правда грустил. Хотя если бы ему позволили провести остаток месяца рядом с ней, здесь, на пристани, или в поле, в тумане, да где угодно, лишь бы не на загаженной маслом дороге и не заполненной машинами автостоянке, то все было бы замечательно. Дилан с удовольствием перенесся бы из мира Базза в реальность Хэзер. Ему хотелось, чтобы она позволила ему уткнуться носом в нежный пушок на ее щеках, вдыхать запах белокурых волос.

— Я ждал тебя, — услышал он собственный голос.

Хэзер ничего не ответила — молча шагнула на пристань и села рядом с ним на мокрые доски, возле испещренного дождевой рябью окна озера.

— Может, ты грустишь, потому что у тебя нет мамы? — спросила она наконец.

— Я вовсе не грущу.

— Но сюда приехал, наверное, именно поэтому?

Дилан пожал плечами.

— У многих детей, которых отправляет на отдых фонд Фреш Айр, есть мамы. — То же самое он объяснял накануне вечером какому-то забулдыге с повязкой на глазу, поэтому сейчас говорил с легкостью. — Главная их задача — отправить ребенка из города куда-нибудь на природу. Твои родители, наверное, тоже считают это правильным.

— Да, — ответила Хэзер. — У нас и в прошлом году отдыхал один мальчик, только черный.

— Мой лучший друг тоже черный, — сказал Дилан.

Хэзер на мгновение о чем-то задумалась и придвинулась к нему. Рукава их плащей соприкоснулись.

— А я ни разу не была в Нью-Йорке.

— Ни разу?

— Нет.

— Ты и представить себе не можешь, что это такое.

Хэзер напряглась от любопытства, и, почувствовав ее интерес, Дилан будто озарился изнутри.

Конечно, он грустил и ждал ее сочувствия.

Ему вдруг захотелось открыть ей свой секрет, показать то, что он привез из Нью-Йорка. Волшебное кольцо. И свой костюм.

— Знаешь, что такое граффити? — спросил он.

— Угу.

— А роспись вагонов?

— Нет. А что это?

— Это когда расписываешь вагон, пока он в стоит в депо.

Да, он определенно должен открыть ей свою тайну. Но прежде расскажет о Бруклине.

Мать Хэзер позвала их с чердака под скатом крыши, где они играли и шептались, и Дилана обжег внезапный стыд, потому что на главное он так и не отважился и потому что возникло неприятное чувство, будто его тайные желания проецируются на стене внизу, как кадры из фильма. Они сидели здесь, словно чердачные мыши, дети-невидимки. А услышав голос матери Хэзер, обменялись понимающе-недовольными взглядами и без слов направились к лестнице.

— Попытайся позвонить домой, — сказал Дилану отец Хэзер, сидевший на стуле перед телевизором. Окутанный мраком Нью-Йорк на голубом экране был освещен лишь язычками пламени.

Авраам ответил после четвертого гудка.

— У нас все в порядке, только какие-то ненормальные орут. Рамирез подкатил к магазину свой фургон, закрыл им окно, а сам стоит на улице с дубинкой. Я его вижу. По-моему, его ждет жестокое разочарование.

Дилан чуть было не спросил о Мингусе, но передумал.

— Здесь теплынь, очень хорошая погода. Я в студии, может, нарисую сейчас звезды или Рамиреза. Только не волнуйся.

— Ладно.

— С тобой все в порядке, Дилан?

— Конечно.

— Позови миссис Уиндл.

Дилан отдал ей трубку, повернулся к Хэзер и, демонстрируя осведомленность, сказал:

— Все нормально. У нас это постоянно бывает, только в новостях обычно не говорят.

На лице миссис Уиндл, положившей трубку, застыло изумленное выражение.

По телевизору подробности не передавали. Но, разговаривая с отцом, Дилан слышал в трубке звон стекла и крики людей. В ту ночь он долго лежал с открытыми глазами и видел перед собой горящий город.

Пока миссис Уиндл делала в супермаркете покупки, они втроем крутились возле газет и журналов. Базз всем своим видом показывал пренебрежение. Дилан и Хэзер сели у стойки с комиксами, и Дилан терпеливо принялся объяснять ей, в чем состоит тайна Нелюдей. Базз просмотрел журналы для автомобилистов, пролистал «Хай таймс» и неторопливо зашагал прочь.

Дилан обратил внимание на женщину в заляпанном синем переднике и вооруженную палкой, как Грязный Гарри «Лютером». Она явно следила за Баззом. Хэзер ничего не заметила. Дилан улыбнулся и вернулся к комиксам.

Будто черного парня ловят на воровстве.

Идя вслед за матерью к кассе, Базз разыгрывал перед всеми невинность: рассматривал жвачку на полке, перекидывался с другими бессмысленными фразами. Женщина с палкой и лысый директор с суровым лицом стояли у нерабочего кассового аппарата и ждали, когда Базз направится к выходу вместе со всем тем, что успел спрятать за поясом брюк и в рукавах. Миссис Уиндл и Хэзер удивились, когда директор остановил их.

— Сожалею, миссис Уиндл, — произнес он с печальной неотвратимостью в голосе. — Мы вынуждены вновь задержать Базза.

— О Базз! — простонала миссис Уиндл.

Базз саркастически скривил губы, переминаясь с ноги на ногу, — актер, участвующий в спектакле, отказаться от которого у него не хватает ума.

— Ну почему ты не общаешься со своими ровесниками? Неужели прошлое тебя ничему не учит?

Они прошли в небольшой кабинет без окон, где Базз послушно выложил на стол «Хот Род», «Пентхаус» и коробку патронов из отдела для охотников и рыбаков.

— Я ведь предупреждал тебя: если подобное повторится, мы вызовем шерифа.

— Скажи же что-нибудь! — потребовала мать Базза.

— Это мне надо было вызвать шерифа, после того, что со мной сделал Леонард, — пробурчал Базз. — А лучше вообще здесь больше не появляться!