– С чего ты взял, что тот в форме, да еще в офицерской? – удивленно спросил опер.

– А перед кем солдат вытянется по стойке смирно? Это по удару понятно, что боец не двигался и не защищался.

– А это-то откуда? – еще больше раскрыл глаза мент. Я быстро выхватил нож из ножен в рукаве и приставил его к шее майора, тот инстинктивно вскинул руки, пытаясь закрыться, и порезался, конечно.

– Теперь понятно? – убирая нож, спросил я. – Доктор, перевяжите человека, порезался слегка.

– Твою мать, Новиков, ну ты и резкий, – выругался только сейчас опер. – То есть солдат не ждал удара, поэтому так и получилось. Сзади подойти настолько тихо, чтобы часовой не услышал, было бы невозможно.

– Я знавал одного такого спеца, в прошлом году. Спеца именно по бою на ножах. Я не последний человек в этом искусстве, но тот…

– Ты думаешь, это именно тот, кого ты знал? – поморщившись, врач как раз чем-то порез на руке присыпал, произнес майор задумчиво.

– Да почти уверен, ты заметил, куда я тебе нож приставил?

– Так вот сюда, – майор указал на свою шею слева.

– На парня посмотри, – указал я. И врач и майор наклонились над телом убитого.

– А, черт! Так этот урод – левша!

– Именно, майор. Именно так. Можно, конечно, нанести удар обратным хватом и с другой стороны, но вот такого четкого – никогда.

– Так кто же это тогда? – с интересом спросил опер.

– Ты пока думай о другом, что они брать будут. Кого-то убить четыре автомата ни к чему, грабить будут. Опять банк или еще что-то такое, где может пригодиться плотный автоматический огонь. А я по своим каналам попробую что-нибудь разузнать об этом мастере ножа.

– Понял, мы уже усилили наряды в некоторых отделениях сберкасс, но людей не хватает…

– …катастрофически! – закончил за майора я. Тот в ответ только кивнул устало.

Приехали в морг мы на машине оперативников, поэтому попросил отвезти меня в Большой дом. На Литейном достаточно быстро смог найти Истомина, тот, в отличие от меня, работал с бумажками.

– Значит, почти уверен? – выслушав меня, спросил Петрович.

– Ага, – задумчиво произнес я.

– Позвоню сейчас в Москву, Паше. – Петрович ушел звонить, а я все сидел и думал, что же они такое замутить хотят?

Через полчаса вернулся Истомин и положил передо мной лист бумаги.

– Читай!

Пробежав написанное, я почесал затылок.

– И как это называть? А если он уже завербованный, а?

– Вряд ли. Был нормальный офицер, кто знал, что он трус?

– Он не трус, там что-то было, что вынудило его сдаться.

Тот, кто меня интересовал, был капитаном Красной Армии. Был. Группа, что обучалась здесь в Питере, уходила в рейд в Чехословакию, задание выполнила, но вот на возвращении была почти уничтожена. Часть парней полегло, а вот двое сдались в плен. Не попали туда ранеными или без сознания, а именно сдались. При продвижении наших войск глубже на территорию агрессора был освобожден из концлагеря. При проверке вскрылся факт перехода на сторону противника. Это стало известно, когда нашлись свидетели, как и где, история темная, не об этом сейчас речь. Так вот, этому капитану присудили штрафбат, но он отказался. Как можно отказаться от штрафбата? Да легко, встав в строй, сдернул с позиций в первую же ночь. И пропал. Больше о нем ничего не известно, последнее место его службы, штрафной батальон дислоцировался тогда в Прибалтике. Капитан Лебедев был мастер боя на ножах, в придачу являясь левшой, имел некоторое преимущество во время рукопашной. Не то чтобы левша как-то превосходит физически обычного человека с рабочей правой рукой, но в драке, а особенно в фехтовании, правша испытывает неудобство. Почему, не знаю, но сам замечал, он и меня на тренировке пару раз ловил именно за счет того, что мне было неудобно с ним фехтовать. После этого, кстати, я и начал обучаться обоюдной работе рук с ножом. Теперь мне без разницы, в какой руке нож у противника.

– Серега, ограбление инкассаторов. Три трупа, последний четвертый, тоже не жилец, похоже, наши «клиенты» на дело вышли. Утром, свидетелей мало, – майор, размахивая руками, рассказывал о происшествии.

– Банальный разбой, что-то тут не так, – задумчиво произнес я.

– Хрена себе банальный. Можно сказать, четыре трупа. Украли кучу денег, теперь, если не дураки, хрен мы их найдем, затихарятся.

– Автоматы?

– Да, инкассаторы из своих наганов даже выстрелить не успели, там, как на фронте было. Очевидцы рассказывают, что нападавшие были в военной форме, все с ППШ. Вроде четверо.

– А на складе их двое было, значит, нашли подельников?

– Я тебе не успел вчера рассказать, некогда было к тебе ехать. Сутки назад, ночью, сбежали два особо опасных рецидивиста.

– Откуда сбежали? – навострил я уши.

– При перевозке из «Крестов» ушли, да, им помогли. Налет на конвой осуществили двое.

– Теперь начинает вырисовываться хоть что-то. Армейцев, стало быть, двое, в придачу взяли двух урок, что же они мутят-то? Это что-то должно быть действительно лакомым кусочком.

– Слушай, а если они банковское хранилище готовятся взять?

– Да не знаю я. Тут что угодно можно придумать, где охрану на все взять? – Я был в растерянности, ну ничего в голову не приходило. – Сколько денег взяли?

– Около ста тысяч.

– Неплохо на четверых, можно спокойно оставить преступный мир и жить припеваючи. Другое дело, что рано или поздно вызовет подозрение то, что кто-то хорошо живет, а работать не работает?

– А если свалят в глубинку, на юга, например, там с этим попроще.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес я. – Подожди минутку, я скоро.

Я ушел в другую комнату и взял со стола трубку телефона и позвонил Петровичу на службу.

– Алло, кто это? – чуть недовольно спросили на том конце.

– Петрович, а у вас внизу сейф есть?

– Ты о чем? – не понял Истомин.

– Блин, ладно, сейчас приеду, встреть меня внизу.

– Давай.

Доехали до Литейного быстро, от дома мне совсем недалеко, а уж на машине так вообще. Идея, что случайно пришла мне в голову, жгла пятки. Дело в том, что Истомин как-то рассказывал, что в Большом доме в подвале есть хранилище ценностей. После снятия блокады, да и потом во время боев в Ленинградской области, все трофеи свозились именно сюда. За каким чертом их тут держат, не знаю. Только вот все, что собирали с пленных и трупов немецких солдат, свозилось сюда. А это очень много, поверьте мне. Очень часто на заданиях видел немцев, увешанных золотом. Там у них и свое было, но больше, конечно, награбленное на захваченных территориях. Ведь тащили буквально все, для этого, наверное, и мирняк валили так густо, просто скрывали следы преступлений. Ведь смешно думать, что у немцев в армии только честные воины и аристократы. На самом деле до хрена всякого сброда, в том числе и выпущенных из тюрем преступников. Так вот, Истомин говорил, что в подвалах одной ювелирки килограммов двести лежит. Деньги-то оприходовали и в банк, а драгоценности пока лежат, распоряжения, что с ними делать, пока не было, хоть и много времени прошло.