Черников возмутился:

— Но это же подло!

— Что делать? Иногда приходится прибегать к подобным мерам. И не хочется, но приходится. Особенно сейчас, когда в Кремле проводится политика всеобщего наведения порядка. Или вы забыли, кто у нас сейчас глава государства?

— Я ничего не забыл.

— Тогда пишите рапорт.

— А где гарантия, что после моего отъезда Злату оставят в покое?

— Вы же не глупый человек, Черников. Кто отпустил бы вас, если служба безопасности Чехословакии начала бы преследование вашей подруги? Ее не тронут. Это я вам обещаю.

— Я не верю вам!

— Ваше дело, но никаких иных гарантий вы не получите.

— Хорошо. Ради Златы я напишу рапорт и покину страну. Но учтите, майор: если я узнаю — а я узнаю! — что Злату не оставили в покое и, не дай бог, посадили по надуманному, сфабрикованному обвинению, то я найду вас в Союзе. Найду и убью! Слово офицера. И никакое положение вашего отца лично вам не поможет. Если же не смогу отомстить я, вас уничтожат другие люди. Вам, в случае обмана, не жить по-любому!

— Пусть будет так. Но уверяю вас, как только вы окажетесь в Союзе, госпожу Рингер оставят в покое.

Особист привстал, положил перед Александром лист бумаги и ручку.

— Куда меня отправят служить? — спросил Черников.

— Это решат в штабе ТуркВО. Но думаю, должность предложат неплохую, так как в личном деле не будет ни единой записи о вашей связи с чешкой. Я уже позаботился об этом.

— И как это вы быстро все организовали, майор? Только приехали — и тут же раскопали информацию по мне и Злате… Не скажете на прощанье, кто помог в этом?

Козин улыбнулся:

— Чтобы успокоить вас, скажу, что это не офицеры гарнизона.

— Чешская служба безопасности? Лично Зденек Плех?

— Да какая теперь разница?

— А как вам удалось так быстро подготовить документы для убытия отсюда? Ведь нужно подписать приказ у командующего, оформить визу, билет заказать… И все это сделать в выходные дни.

— Служба у меня такая, капитан.

— Далеко пойдете! Те, кто прут по костям, поднимаются высоко. Одно плохо: с высоты и падать больнее.

— Вы не обо мне, о себе думайте. И о Злате Рингер.

— И все же сука ты, майор! Паскудная у тебя служба, как и все ведомство, что ты представляешь.

— Будем считать, что вы не говорили этого. Эмоции улягутся. Это сейчас вам тяжело. Потом отойдете — еще спасибо мне скажете.

— Спасибо за то, что разрушил любовь? Растоптал ее своими хромовыми сапогами?

— За то, что спас вас и вашу женщину от очень серьезных неприятностей.

— Так ты еще, оказывается, благородство проявляешь? Да, точно далеко пойдешь! И от этого остальным только хуже будет. Но жизнь тебя накажет, майор!

— Прекратите базарить, капитан! Пишите рапорт. У вас есть время до отправки поезда, но оно тает как весенний снег. А убыть вы должны непременно сегодня.

— Вы дадите мне возможность переговорить со Златой? — скрипнув зубами, спросил Александр.

— Я бы дал, но она под контролем Плеха. Он мне не подчинен.

— Но ты же можешь попросить его.

— Нет. Да и вам незачем рвать сердце. Госпоже Рингер все позже объяснят.

— Какой ты заботливый, майор…

— Капитан, я жду!

Черников написал рапорт, бросил его на стол особисту:

— Все?

Тот, прочитав документ, кивнул:

— Да. Можете идти готовиться к отъезду. Все необходимые документы для выезда получите у меня в 20.00. Я же вас и провожу до поезда.

— Обойдусь без провожатых!

— К сожалению, не обойдетесь. До вечера, капитан Черников!

Александр вышел из штаба и закурил. Из-за угла появился капитан Кулагин. Он был трезв. Увидев Черникова, воскликнул:

— Уже вернулся?

— Как видишь.

— А чего такой смурной?

— Отойдем к казарме.

— Давай. Что-то случилось?

— Случилось, Андрей! То, что врагу не пожелаешь…

— Серьезно? Ну пошли.

Зайдя за казарму, где офицеров не было видно из штаба, Черников поведал Кулагину о разговоре с новым особистом:

— Вот так, Андрюха, завтра я буду уже в Союзе.

Кулагин возмутился:

— Они вообще охренели, эти гэбисты, мать их за ногу? На шантаж пошли? Тоже мне, блюстители порядка! И как все обставили по-сучьи… У меня просто нет слов. Набить, что ли, морду этому Козину?

— Не пори ерунду. Лучше помоги!

— Чем, Саня?

— Во-первых, завтра же вечером зайди к Злате, в дом матери. Объясни ей, почему я уехал.

— Сделаю.

— Второе, — ты мой домашний адрес в Союзе знаешь?

— Откуда?

— Запиши!

Кулагин записал адрес Александра.

— Вот по этому адресу с чешской почты, лучше из Режнова, напиши мне, оставили ли гэбешники Злату в покое.

— Понял.

— Ну и дальше присмотри тут за ней. В принципе, не должны ее тронуть, а там черт их знает.

— Да, эти подонки способны на все! Слушай, а Злате твой адрес не надо передать? Она на него напишет.

— А толку? Я же прямиком из Москвы отправлюсь в Ташкент. А письмо придет в Переслав, если еще Злата захочет написать. Я сам позже напишу ей или найду способ позвонить на номер кафе.

— Ясно.

— И никому о нашем разговоре, Андрюха. Ты у меня здесь один остаешься, кому я могу еще доверять.

— Вопрос, надолго ли? Под меня тоже копают. Но, думаю, отобьюсь. Вика притихла, но все одно, я разведусь с ней.

— Если что, пиши домой. Я буду знать обстановку.

— Какой разговор, Сань! Но какая же все же падла, этот Козин. Нет, если он останется здесь до моей замены, я ему точно жало сверну.

— Он не останется. Его наверх продвинут… Все, расходимся. Давай, Андрюха! Удачи тебе здесь.

— И тебе на новом месте.

Обнявшись, офицеры разошлись. Черников направился в штаб батальона, Кулагин — в казарму артиллерийского полка дивизиона.

День пролетел быстро, и вечером в 21.05 Александр сел в купейный вагон скорого поезда Братислава — Москва. Особист оставался на перроне, пока огни заднего вагона не скрылись за поворотом.

А утром, когда из Чопа Козину сообщили о том, что капитан Черников благополучно пересек границу, майор набрал номер Плеха: