– Не знаю я никакой…

– Брось, дружочек! Самому себе врать не стоит. Как думаешь, откуда мне все это известно? Ты сам все рассказал! И не раз. Просто сейчас мы двигаемся внутри цикла чуточку быстрее. Бежим по кругу для того, чтобы скорее добраться до той точки, где можно сделать выбор. Знаешь, надо отдать им должное – у тебя действительно всегда остается право выбора.

Олег прикрыл глаза, борясь с новым приступом мигрени. Положил руки на колени и ощутил под ладонями что-то продолговатое. Глянул вниз – зонт. Дурацкий зонт, старый, разломанный. Вика – он вспомнил – удивлялась, почему он не купит себе новый, а пользуется этим, у которого трех спиц не хватает. Собачья голова на посеребренной рукояти скалила клыки, глядя на него снизу вверх.

– Вы впервые заговорили, когда тебе было лет двенадцать, припоминаешь? Маленький Олежка неудачно упал, играя в салки на перемене. Вывихнул лодыжку, а случайно оказавшаяся поблизости «сорока-ворона» помогла тебе доковылять до медпункта. Потом пару раз навещала, пока ты лежал дома. Завязалось что-то вроде дружбы… Тайной – потому что кое-кто, не станем показывать пальцами, этой дружбы стыдился. А лет в пятнадцать ты впервые ее поцеловал. Не потому, что очень хотелось – хотя, конечно, хотелось, чего уж там, – но в первую очередь потому, что было интересно узнать, правда ли ведьмы делают «это» как-то по-особому. Припоминаешь, дружочек?.. Помнишь, в ванной шкурку гонял, представляя, как вы с ней…

– Ты не можешь знать этого, – сказал Олег, сжимая ручку старого зонта с такой силой, что засохшая корка на ободранных костяшках полопалась и в трещинках проступила кровь.

– Но ведь знаю. Каждый раз одно и то же, по кругу… Вспоминай, дружочек, отчего ты повернут на геометрии? Почему, куда ни взглянешь, везде кубы, овалы да многоугольники мерещатся? И даже в рисунках своих то и дело – конусы, октаэдры выписываешь… Это все – Тая. Ее следы. Твоя память о ней. Таю и правда считали ведьмой если не все, то почти все, включая ее саму. Мир отвергал Таю, а она в ответ, как часто бывает, обращалась против мира, так? Баловство, конечно, что-то вроде подросткового протеста – но она ведь и была девчонкой-подростком. Рисовала в тетрадках пентаграммы и грозила насмешницам, что наведет порчу или сглазит… Из-за этого ее только больше ненавидели. Ненавидели и – боялись.

– И желали, – выдохнул Олег.

– Подъезжаем уже! – сообщил рыжий с таким видом, будто речь шла об увеселительной поездке в парк развлечений, и втопил педаль газа до упора.

– Бла-бла-бла, долго ли, коротко ли – ты же не против, маэстро, если я опущу мелкие детали? Ехать и правда осталось недолго. Так вот. Тае еще не исполнилось шестнадцати, когда вы впервые занялись любовью. И, само собой, ты был у нее первым парнем. Мог бы стать и последним – уж она-то точно тебя любила! Но, увы…

17

Сверкнула молния, и вместе с ослепительной вспышкой Олег увидел – увидел так ярко и болезненно, словно эту картину выжгли паяльной лампой на коре его головного мозга, – тот летний вечер: берег Волги, дикий пляж, песок… рядом с ним стройная темноволосая девушка с мелкими чертами лица, большими, как в японских комиксах, глазами и чуточку неровными зубами.

Из одежды на ней лишь купальник-бикини, а на нем – спортивные штаны, закатанные до колен. У девчонки худосочное мальчишечье тело, грудь еще не успела толком сформироваться. Девочка-тень прижимается к нему, поскольку к ночи становится прохладней, а еще потому, что ей хочется, чтобы он ее обнял… И он тоже этого хочет, но – слышит шаги, шорох. Видит или скорее чувствует в темноте шевеление из прибрежных кустов. Трещат ветки, и на берег из зарослей один за другим выходят они – парни с Заволжского.

Их несколько, он знает их всех, хотя не всех – по именам. В руках у первого – большая трехлитровая банка с разливным бочковым пивом, наполовину пустая. Другой, со шрамом возле глаза, смолит дешевую папироску. Третий допивает бутылку водки, прямо из горла. Над парком за рекой гремит праздничный салют – День города или что-то вроде того. Отсветы фейерверка отражаются в темной воде, окрашивают в разные цвета крепкие молодые тела. Продравшись сквозь кусты, выходят еще двое. Они хохочут и толкаются, такие же пьяные, как и остальные. Смолкают, увидев Олега и девушку. Олег чувствует, как пальцы спутницы крепче сжимают его ладонь.

– Оба-на… – говорит тот, что с пивом.

– …Угол-шоу, – заканчивает второй, бросая папиросу в песок.

Заволжские обступают их полукругом, преграждая путь наверх, к трассе. Гогочут, скалятся. Они похожи на стаю голодных дворняг, в их пьяном громком веселье таится угроза.

– Здорово, дружбанчик, – говорит старший.

– Привет, – тихо отвечает Олег.

– Пиво будешь?.. О, сорока-ворона, а ты чо тут делаешь?

Тая, дрожа, крепче прижимается к его плечу. Тая нутром чувствует опасность. А Олег молчит. Олег думает, что парни слишком пьяны и что их слишком, слишком много…

18

– Я не участвовал в этом.

Фары высветили витрину ювелирного магазина и вывеску, состоящую всего из нескольких отливающих золотом букв: ТАИС. Стеклоочистители замерли, позволив каплям дождя танцевать свой танец. Взгляд Олега блуждал, зачарованно следя за тем, как тонкие струйки бегут, вопреки законам физики, не только вниз, но и вверх, и в стороны, и по кругу, рисуя на лобовом стекле кубы, и пирамиды, и звезды, много звезд, целую Вселенную.

– Я ничего не сделал, – повторил он. Нашел на ощупь прореху в ткани, пальцы коснулись металлического стержня.

– Все верно, – качнул головой рыжий. – Не ты насиловал и бил тоже не ты. Не ты заталкивал битое стекло ей в нутро. Не ты душил, не ты топил…

– Я. Ничего. НЕ СДЕЛАЛ. – С каждым словом Олег все сильнее сжимал холодную тонкую полоску.

– Правильно. И на похоронах тебя не было. Но что еще хуже… – Рыжий смотрел прямо перед собой, на «ТАИС». – Ты обо всем забыл.

Вадик повернулся к нему, и Олег вдруг с ужасом понял, что у рыжего мокрая челка и хипстерская бородка, как у него самого. И красные от недосыпа и слез глаза.

– Но какая-то часть тебя будет помнить об этом всю твою несчастную жизнь, – сказал двойник Олега изменившимся, не похожим на Вадика, голосом. И добавил: – Вперед, дружочек. Самое время использовать зонт.

И Олег использовал.

19

«Who do you need, who do you love», – шипело в невидимых колонках вместо рождественских гимнов.

Олег кивнул старенькому охраннику, по-прежнему дежурившему у входа на маленьком раскладном стуле. Тоскливо брякнули дверные колокольчики за спиной – едва слышно из-за музыки. Олег огляделся по сторонам. За исключением сторожа, все внутри ювелирного магазина преобразилось.

Помещение раздалось вширь и вглубь, потолки стали выше и поменяли форму – он очутился под куполом древнего храма, средневекового готического собора, со сводов которого вниз устремлялись подобные ракетам птицы. Острые треугольные клювы, выполненные в той специфической технике, не узнать которую Олег не мог, потому что сам ее выработал, угрожающе метили ему в лицо. «Стая» готовилась к атаке на человека, который ее создал.