Я вспоминаю, как Кора рассказывала мне о Гретхен на параде. Теперь ее родители потеряли вторую дочь. Как семья может пережить такое горе?

Картер пинает пустую бутылку из-под «красного глаза».

– Мама будет искать, когда вернется, – говорит он Коре. – Попробуй переставить бутылки в ее заначке, может, она не заметит.

Кора вскакивает на ноги. Ее больше не шатает из стороны в сторону.

– До скорого, Лола.

Она скрывается за углом дома.

– Ну и что Кора втирала тебе на этот раз? – спрашивает Картер. – Кроме бухла, разумеется. Которое, как она прекрасно знает, трогать нельзя.

– Она превратится в койота, если вы будете постоянно на нее давить, – замечаю я.

– Я знаю. – Картер протягивает мне руку, и я неуклюже поднимаюсь. – Но у нее будет больше шансов нормально устроиться в жизни, если она окончит школу, прежде чем уехать.

– Если доживет до окончания школы, – мрачно добавляю я, вспоминая о Мэри. И о Лорелее. И о ее незаконченных делах.

Где ты, Лорелея?

– Я смог, и Кора сможет, – отвечает Картер, отталкиваясь от дерева, и решительно смотрит на меня.

– Но…

Я обрываю на полуслове, наконец разглядев его лицо. Я не присматривалась до этого, но сейчас вижу, что уголок рта припух, а нижняя губа разбита и вокруг нее уже начал расползаться лиловый синяк.

– Что с тобой?

– Упал с лестницы, – отвечает он.

– В твоем доме нет лестниц!

Картер горько усмехается:

– А еще Wi-Fi, как ты точно подметила. Правда, туалет у нас все-таки есть, так что мы не такие уж пещерные люди, как тебе кажется.

Я сказала это всего несколько дней назад, но из его уст мои слова звучат гораздо жестче. Почему я была такой грубой? Уже не помню.

– Послушай, Лола, возможно, тебе лучше вернуться домой к бабушке.

– Наверное.

Я продолжаю пялиться на его ссадины. Картер открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом передумывает.

– Что?

– Ты рассказывала бабушке о том, что происходит между нами? – спрашивает он.

Вопрос ошарашивает меня, но еще больше меня удивляет плохо скрываемое раздражение в голосе Картера.

– Ты имеешь в виду… типа… что мы… – Я тщетно пытаюсь подобрать правильное слово. – Я… э-э-э… нет.

– Хорошо. Прости. Конечно же, ты ничего бы не сказала. Впрочем, уже не важно.

Картер проводит рукой по волосам, высвобождая несколько прядей.

– Судя по всему, она не хочет, чтобы мы продолжали общаться. Поэтому я отдал твой телефон дяде Гранту. Он занесет.

– Отдал?

Черт! Наверное, мой телефон все это время валялся в грузовике у Гранта, пока тот играл дома в свои стрелялки, а он не сказал мне ни слова.

– Ага. И он ясно дал понять, что мне надо держаться от тебя подальше.

– Он что? Ой… о-о-о-ой.

Я поднимаю руку, но останавливаюсь в нескольких сантиметрах от уголка губ Картера, где вспухла внушительная гематома. Вспоминаю разбитые костяшки Гранта.

– Серьезно? Это он сделал? Что, черт возьми, не так с людьми в этом городе? Конечно, давайте избивать своих детей и до смерти пугать их чудовищами! Ведь это так нормально! А что такого?

– Слушай, – говорит Картер, ссутулившись и спрятав руки в карманы. В нем сейчас нет и следа той живой энергии, которую он всегда излучал. – Это все ерунда. И знаешь, мы не все в Харроу-Лейке такие.

Он выглядит таким подавленным… а я только расстраиваю его еще сильнее.

– Я, наверное, пойду. Я только «накликиваю беду», как говорит бабушка.

Прямо как Лорелея.

– Постой! Не уходи.

Картер ловит мою руку. У него такая теплая грубоватая кожа. Может, стоило бы расслабиться хоть на пару минут, пока я с ним? Интересно, а что будет, если просто коснуться губами его губ? А если наши тела соединятся, как кусочки пазла? Нет уж, мой пазл и так слишком сложен, и я вообще не понимаю, что делать со всеми разрозненными фрагментами.

– Эй, ты в порядке? – спрашивает Картер.

Хотя сейчас, когда в городе пропала очередная девушка, не самое время для откровений, мне почему-то не хочется врать и снова скрывать свои тайны.

– Бабушка сказала, что Лорелея умерла.

– Что? – Картер открывает рот, чтобы продолжить, но не может подобрать нужных слов. – Но… когда?

Я с облегчением отмечаю, что Картер действительно поражен. Значит, он не знал до этого и ничего от меня не скрывал.

– Если верить бабушке, много лет назад, – говорю я. – Но я не верю. Она сказала, Лорелея умерла от передозировки, и они с Ноланом решили утаить эту информацию, потому что опасались скандала. Но я все думаю, почему Нолан не сказал об этом мне. Как будто я бы побежала звонить во все крупные газеты. И потом Лорелея – моя мама, в конце концов. Это не может быть правдой. Сам подумай: об этом никогда не сообщали в СМИ, и я ни разу не видела никаких слухов на эту тему на фан-сайтах «Ночной птицы» – а там сплетничают буквально обо всем. Я просто не представляю, как это могло остаться незамеченным, если это правда.

– Значит, она жива, – уверенно говорит Картер. – И тебе нужно ее найти.

– В любом случае я хотела бы знать, что с ней произошло.

Если верить Гранту, то Лорелея хотела выяснить, существует ли Мистер Джиттерс на самом деле, когда приезжала сюда в последний раз. Но что, если Лорелея исчезла именно потому, что нашла ответ на свой вопрос?

«Бред», – шепчет мне Нолан. Но я не могу просто отказаться от этой идеи, ни разу не увидев пещер своими глазами. Если я хочу понять, что произошло с ней на самом деле и куда она исчезла, нужно с чего-то начать. Но что, если я найду там его? Не самая заманчивая перспектива.

А если не найду?

Я не знаю, как рассказать Картеру о том, что навязчивые идеи мамы теперь стали моими, так же как ее жуки и платья. Картер кладет ладонь мне на предплечье. Пульс учащается. Я вспоминаю, как мы впервые оказались наедине в его комнате, увешанной карандашными набросками. На одном из рисунков была изображена разрушенная церковь – сверху, как будто Картер делал зарисовку, находясь у края провала. Похожий набросок был и в музее. Но в прошлый раз Картер ушел от ответов на мои вопросы.

– Ты ведь был в пещерах, так? Несмотря на запрет?

Картер теребит кожаный шнурок от фонарика, висящего на шее. Хмурится, будто думает о чем-то неприятном.

– Никто не ходит в пещеры, Лола. Там опасно.

Теперь я знаю, как он выглядит, когда врет.

– Я все равно хочу.